Твисп был вынужден признать его правоту.
— Почему Морской Суд отпустил нас так легко? — бормотал Твисп. — У нас в сети был морянин. Даже ты это знаешь, малыш. Странные дела творятся.
— Но нас отпустили, это главное. Я думал, ты обрадуешься.
— Повзрослей, малыш. — Твисп закрыл глаза и привалился к ограждению. Он чувствовал, как бриз плещет на его шею холодными брызгами. Солнце припекало голову. «Слишком много проблем», подумал он.
Бретт стоял прямо перед Твиспом.
— Ты мне все талдычишь, чтобы я повзрослел. По мне, сам повзрослей сначала. Если только получить ссуду и…
— Не хочешь взрослеть, малыш — тогда заткнись.
— А в сети не могла быть простая рыба-треножник? — настаивал Бретт.
— Ни-ни! Совсем по-другому сеть тянет. Там был морянин, и рвачи добрались до него. — Твисп сглотнул. — Или до нее. Похоже, что-то он затевал, — Твисп стоял недвижно и слушал, как малыш переминается с ноги на ногу.
— И поэтому ты продаешь лодку? — спросил Бретт. — Потому что мы нечаянно убили морянина, который был там, где ему быть не следовало? Ты думаешь, что теперь моряне за тебя возьмутся?
— Я не знаю, что мне думать.
Твисп открыл глаза и посмотрел на Бретта. Широченные глазища малыша сузились в щелочки, взгляд уперся в Твиспа.
— Морянские наблюдатели в Морском Суде не возражали против вердикта, — напомнил Бретт.
— Ты прав, — сказал Твисп. Он указал большим пальцем через плечо, на Морской Суд. — Они в подобных случаях обычно безжалостны. Интересно, что мы такого видели… или почти видели.
Бретт шагнул в сторону и плюхнулся на пузырчатку подле Твиспа. Некоторое время они молча слушали, как пошлепывают морские волны об ограждение.
— Я ожидал, что меня сошлют вниз, — признался Твисп. — И тебя заодно. Так обычно и бывает. Работать на семью погибшего морянина. И немногие возвращаются наверх.
— Меня бы сослали, — хмыкнул Бретт, — а вовсе не тебя. Все знают про мои глаза, про то, что я вижу в почти полной темноте. Морянам это могло бы пригодиться.
— Нос не задирай, малыш. Моряне с чертовской осторожностью пускают в свой генофонд. Ты же знаешь, они кличут нас муть . И ничего хорошего под этим не подразумевают. Мы мутанты, малыш, и вниз бы нас отправили, чтобы влезть в рабочий ныряльный костюм покойничка… и ничего больше.
— Может, они не хотят, чтобы его работа была выполнена, — предположил Бретт.
Твисп стукнул кулаком по упругой органике ограждения.
— Или же не хотят, чтобы кто-нибудь сверху прознал, в чем она заключалась.
— Но это же чушь!
Твисп не ответил. Они молча сидели, пока одинокое солнце не коснулось горизонта. Твисп оглянулся через плечо. Вдали черное небо склонялось над водой. Повсюду вода.
— Я могу снарядить нас заново, — сказал Бретт.
Пораженный Твисп уставился на него, не говоря ни слова. Бретт тоже вглядывался в горизонт. Твисп заметил, что кожа у малыша стала загорелой, как у рыбака, а не бледной, как в тот день, когда он впервые вступил на борт его лодки. Вдобавок малыш выглядел стройнее… и выше.
— Ты меня слышал? — переспросил Бретт. — Я сказал…
— Слышал. Для того, кто почти все время рыбной ловли писался и плакался, ты удивительно заинтересовал в том, чтобы вернуться на воду.
— Я не плакался о…
— Шучу, малыш, — Твисп поднял руку, чтобы прекратить спор. — Не будь таким обидчивым.
Бретт покраснел и уставился на свои ботинки.
— И где ты добудешь нам ссуду? — спросил Твисп.
— Мои родители дадут ее мне, а я — тебе.
— У твоих родителей есть деньги? — Твисп окинул малыша взглядом, понимая, что в его откровении нет ничего поразительного. Хотя за все время, что они провели вместе, Бретт и словом не обмолвился о своих родителях, а Твисп из деликатности не расспрашивал его. Островитянский этикет.
— Они живут возле Центра, — ответил Бретт. — Следующий круг сразу за лабораториями и Комитетом.
Твисп присвистнул сквозь зубы.
— И чем твои родители занимаются, чтобы отхватить жилье в Центре?
— Месивом. — Губы Бретта разъехались в кривой ухмылке. — Они сделали деньги из дерьма.
— Нортон! — расхохотался Твисп, внезапно сообразив. — Бретт Нортон! Так твое семейство — те самые Нортоны?
— Нортон, — поправил его Бретт. — Они — единая команда и зарегистрировались как один живописец.
— Дерьмописцы, — похохатывал Твисп.
— Они были первыми, — заметил Бретт. — И это питательный раствор, а не дерьмо. Это переработанные отходы.
— Так твое семейство роется в дерьме, — дразнился Твисп.
— Да прекрати ты! — возмутился Бретт. — Я думал, что с этим покончено, когда оставил школу. Повзрослей, Твисп.
— Да ладно, малыш, — засмеялся тот. — Я знаю, что такое месиво. — Он погладил выступ пузырчатки. — Это то, чем мы кормим Остров.
— Все не так просто, — сказал Бретт. — Я среди этого вырос, мне ли не знать. Это отходы от рыбной промышленности, компост от аграрной, объедки… да все, что угодно. — Он ухмыльнулся. — В том числе и дерьмо. Моя мать была первым химиком, кто рассчитал, как добавлять в питательный раствор краску, не повредив пузырчатку.
— Прости старого рыбака, — отозвался Твисп. — Мы живем среди мертвой биомассы — например, навроде мембраны на моей скорлупке. А на острове мы просто берем пакет питательной смеси, разбавляем водой и наносим на стенки каждый раз, когда они сереют.
— А ты никогда не пробовал взять цветной раствор и нарисовать свои фрески у себя на стенах? — поинтересовался Бретт.
— Пусть этим занимаются художники вроде твоей семьи, — ответил Твисп. — Я рос не так, как ты. В мое время картинок на стенках не было, разве только немного граффити. Все было порядком мрачное: коричневое или серое. Нам говорили, что краску добавлять нельзя, потому что иначе палуба, стенки и все такое прочее не сможет впитывать раствор. А ты же знаешь, если наша биомасса умрет… — Он передернул плечами. — И как твои родители на это натолкнулись?
— Да не натолкнулись они! Моя мать была химиком, а у отца были способности к дизайну. Однажды они вышли с командой маляров и сделали питающую фреску на помещении радарной. Это было перед тем, как я родился.
— Два исторических события, — пошутил Твисп. — Первая дерьмовая картина и рождение Бретта Нортона. — Он покачал головой с шутливой серьезностью. — И вдобавок постоянная работа — ведь ни одна картина дольше недели не держится.
— Они записи делают, — защищался Бретт. — Голографические и всякое такое. Кое-кто из их друзей разработал музыкальное сопровождение для галереи и для театральных постановок.