Нападающие не издавали ни звука – доносился лишь торопливый шорох шагов, посвист палок, когда рассекали они воздух, или резко плюхали по телу, или же стукались друг об друга, да задышливое пыхтенье многих людей, а вот четверо полицейских шумели и, молотя дубинками во все стороны, со свирепой увлеченностью кляли тьму и своих обидчиков.
– Отпусти! – вдруг заорал Шон. – Отпусти – или я тебе черепушку расколочу! Кто-то оттаскивает от меня узника – и я свою колотушку обронил.
Дубинки полицейских применялись так ожесточенно, что противник удалился столь же быстро и таинственно, как и возник. Всего пара минут лихорадочной бестолковой стычки – и вот уж вернулась безмолвная ночь, без единого звука, помимо неспешного потрескивания ветвей, шелеста листьев, что качались и замирали, да тихого плача ветра вдоль дороги.
– Идем, – сказал сержант, – лучше нам выбраться отсюда поскорее. Есть кто раненый?
– Я поймал одного врага, – сказал Шон, отдуваясь.
– Кого-кого ты поймал? – переспросил сержант.
– Одного из них, и он вертится, как угорь на сковородке.
– Держи его крепче! – воодушевленно воскликнул сержант.
– Буду держать! – сказал Шон. – Мелкий кто-то, судя по ступням. Если кто подержит заключенного, я получше схвачу этого вот. Разве ж не опасные они злодеи?
Кто-то перехватил руку Философа, и Шон вцепился в пойманного.
– Тихо, говорю тебе, – произнес он, – а не то удавлю, вот как есть. Ей-ей, это вроде как малый мальчонка – на ощупь-то!
– Малый мальчонка?! – воскликнул сержант.
– Да, он мне до пояса не достает.
– Небось тот мелкий гаденыш, из домика, что собак на нас спустил, который зверье всякое любит. Ну-ка, парень, ты что это затеял? Окажешься в остроге за такое, братец. Кто там с тобой, а? Выкладывай! – И сержант подался вперед.
– Подними-ка голову, сынок, да поговори с сержантом, – велел Шон. – Ой! – заорал он и вдруг дернулся вперед. – Поймал! – просипел он. – Чуть не удрал. Это вовсе не мальчишка, сержант, – у него бороденка!
– Что ты сказал? – переспросил сержант.
– Сунул я ему руку под подбородок – а там бороденка! Так ошалел, что чуть не выпустил его как есть!
– Потрогай еще разок, – тихо сказал сержант, – тебе померещилось.
– Не нравится мне это трогать, – сказал Шон. – Оно мягкое, как козлиная борода. Может, сами потрогаете, сержант, потому как я, говорю же, боюсь.
– Держи его, – проговорил сержант, – да держи хорошенько.
– Держу хорошенько, – отозвался Шон и подтолкнул некий сопротивлявшийся предмет к своему начальнику.
Сержант протянул руку и потрогал некую голову.
– Ростом точно с мальчишку, – произнес он, а затем провел ладонью по тому лицу и быстро отдернул руку.
– Бороденка, – серьезно произнес он. – Что там за чертовщина? Никогда не попадалась мне борода так низко от земли. Может, накладная, и это все тот же парнишка, пытается скрыться под личиной. – Вновь неохотно вытянул руку сержант, нащупал подбородок и дернул.
Тут же раздался вопль – такой громкий, такой внезапный, что все и каждый от страха подпрыгнули.
– Настоящая, – со вздохом произнес сержант. – Знать бы, кто это. Голос-то зычный, как у двоих мужиков, это точно. Еще спички не найдется?
– У меня еще две в жилетном кармашке, – сказал кто-то из полицейских.
– Дай мне одну, – сказал сержант, – я сам ее зажгу.
Он шарил в потемках, пока не нащупал руку со спичкой.
– Уж постарайся держать его крепко, Шон, чтоб мы его как следует разглядели, потому как это все равно что чудо чокнутое, не иначе.
– Я его обеими руками держу, – сказал Шон, – он только головой и может пошевелить, а ее я грудью прижимаю.
Сержант чиркнул спичкой, прикрыл ее на мгновение ладонью, а затем поднес к новому узнику.
Они увидели маленького человечка, одетого в облегающий зеленый наряд; у человечка было широкое бледное лицо с распахнутыми глазами, а под подбородком – узенькая бахромка седой бороды… И тут спичка погасла.
– Это лепрекон, – произнес сержант.
Полицейские молчали добрых две минуты, но наконец заговорил Шон.
– А ну говори, где деньги? – процедил он. – Говори, где деньги, или я тебе шею сверну.
Другие тоже воодушевленно сгрудились вокруг, выкрикивая угрозы и приказы.
– Придержите коней, – свирепо осадил их Шон. – Не может же он всей вашей ораве отвечать, ну? – Затем повернулся к лепрекону и затряс его так, что у того зубы заклацали.
– Если сейчас же не скажешь, где деньги, я тебя убью, вот как есть.
– Нет у меня никаких денег, достопочтенный, – проговорил лепрекон.
– Нечего заливать тут! – проревел Шон. – Говори правду!
– Нет у меня никаких денег, – повторил лепрекон, – потому что Михал Мак Мурраху с Холма недавно украл наш горшок и закопал его под терновым кустом. Могу привести на место, если не веришь.
– Вот и славно, – сказал Шон. – Давай-ка со мной иди, и я тебя отдубашу, если хоть попытаешься выкручиваться, – смекаешь?
– Зачем мне выкручиваться? – спросил лепрекон. – Очень мне с тобой нравится.
Тут сержант завопил во всю глотку.
– Смирно! – рявкнул он, и войско его вытянулось во фрунт, все равно что автоматоны.
– Ты что это там собрался делать с узником, Шон? – саркастически поинтересовался сержант. – Тебе не кажется, что на одну ночь нам уже с головой хватит блужданий по этим дорогам? Тащи этого лепрекона в казармы, или тебе же хуже будет – слышь, что я тебе говорю?
– А как же золото, сержант? – обиженно буркнул Шон.
– Если и есть там какое золото, оно, значит, сокровище и принадлежит Короне. Что ты вообще за констебль, Шон? Соображай, что к чему, приятель, и не препирайся со мной. Шагаем. Беритесь-ка за нашего убийцу сейчас же, кто там из вас его держит.
Тут из темноты донеслось оханье.
– Ой-ой-ой! – с ужасом произнес голос.
– Что с тобой такое? – спросил сержант. – Тебя ранили?
– Узник! – охнул тот кто-то. – Он… он удрал!
– Удрал?! – В голосе у сержанта послышалось бешенство.
– Пока мы разглядывали лепрекона, – продолжил скорбный голос, – я, кажется, позабыл о первом узнике… я… его при мне нету…
– Ах ты ротозей! – проскрежетал сержант.
– Это, значит, мой узник сбежал? – тихо проговорил Шон. И тут же как сиганет, проклиная все на свете, да как врежет страшно своему безалаберному товарищу по лицу, тот и рухнул навзничь, и грохот его головы о дорогу слыхать было отовсюду.
– Вставай! – гаркнул Шон. – Вставай, и я тебе еще отвешу.