– Ты правда веришь, что небеса используют убийцу, пытаясь что-то тебе сказать?
Он улыбнулся. С этой точки зрения мысль действительно казалась абсурдной.
– Почему такое происходит вообще? – спросил он в ответ. – Это какой-то план, или мы просто живем среди хаоса и мчимся к апокалипсису?
Приближался паром. Уббо знал, что на нем есть пандус. Он не раз видел инвалидов с помощниками, но теперь задался вопросом, как преодолеет на Вангероге четыре километра от причала до вокзала. Он часто стоял на смотровой площадке поезда, иногда с десятком других людей, несмотря на табличку о том, что там может находиться максимум четверо. Но как он будет передвигаться на своей коляске по вагону? Проходы такие узкие.
Самой поездкой он всегда наслаждался. Какой вид на пастбища и гнездящихся птиц!
– Я не пролезу на своем спорткаре в поезд узкоколейки.
Карола рассмеялась.
– Ты же не первый колясочник, который едет на Вангероге.
– Да, но как заходят остальные?
– Там есть два специальных вагона. В них достаточно места для детских и инвалидных колясок. Кроме того, с вокзала ходят электробусы, они доставляют прямо до жилья.
Уббо поразился подробности и точности ответа.
– Ты туда звонила, – догадался он.
– Разумеется, мой хороший. Я задалась теми же вопросами, что и ты, только на две недели раньше. И заказала нам автобус прямо по телефону.
Он посмотрел на жену таким взглядом, словно влюбился в нее заново.
* * *
Анна Катрина ненавидела служебные совещания у старшего полицейского советника Дикманн. А ее высокомерная манера кривить губы и делать вид, будто этим все сказано… По наблюдениям Анны Катрины, Ютта Дикманн судила о людях по их весу. Тех, кто не обладал идеальным в ее понимании индексом массы тела, она считала недисциплинированными, порочными и опустившимися до уровня скота – свиней, коров и гусей.
Она любила иметь дело с такими людьми. Считала, что ими легко управлять, и наслаждалась в их обществе своим превосходством.
Людей же с недостатком массы, худых, тренированных любителей бега, она воспринимала как угрозу для себя и своей карьеры. Их она старалась держать на расстоянии. Но здесь, в полицейском участке, таких людей не было, если не считать компьютерного фрика Чарли Тикеттера. Но он был не спортивным, а, наоборот, смертельно больным, и потерял из-за этого почти двадцать килограммов.
Госпожа Дикманн, как обычно, мерзла, и обогреватели работали на полную катушку. Она сидела почти вплотную к радиатору. Ногти на руках покрашены в темно-красный. Прическа безукоризненна. Она еще не знала, что людей с аккуратными прическами считают в Остфризии домоседами. Здесь предпочитают растрепанные ветром волосы.
Веллер, как подобает, стукнул бумагами по столу и начал:
– Убитая Эске Таммена. 29 лет, есть пятилетний сын. Имя отца неизвестно. Если не считать именем прозвища вроде «тупой идиот».
Веллер огляделся. Сильвия Хоппе и Руперт ему кивнули. Старший советник Дикманн по-прежнему сидела прямо, как палка. Из-за этого Веллер почувствовал необходимость разъяснить:
– Просто подруга сказала, что она постоянно так его называла.
Анна Катрина толкнула Веллера ногой под столом. Он вопросительно на нее посмотрел, и она сделала ему жест, призывающий подождать.
– В любом случае, Фоко – не сын ее нынешнего… Как мне его называть? Приятеля? Спутника жизни? Любовника?
Старший полицейский советник Дикманн холодно посмотрела на Веллера. От ее взгляда он едва не начал заикаться. Не выдержав, он опустил глаза, ища помощи в бумагах.
– Официально Эске Таммена еще студентка. По показаниям подруги, это скорее формальность, чтобы дешевле платить за страховку.
Анна Катрина вставила:
– При сегодняшних ценах на обучение, я бы сочла это неудачной шуткой…
Дальше Веллер просто зачитал свои записи:
– Во всяком случае, она находилась в близких отношениях с доктором Вольфгангом Штайнхаузеном. Он ее финансово обеспечивал и купил ей машину – «Фольксваген Гольф». Штайнхаузен – важный свидетель, но найти его пока не удалось. Он живет в роскошном пентхаусе над крышами Лера, с сауной, спортзалом и встроенным хьюмидором.
Руперт посмотрел на него с упреком.
– Это шкаф для сигар, в котором поддерживается необходимая влажность и…
Руперт махнул рукой, словно давным-давно знал ответ и теперь смог составить для себя полную картину личности доктора Штайнхаузена.
Дикманн ясно продемонстрировала свое недовольство по поводу разъяснительного отступления Веллера. Веллер откашлялся и продолжил:
– Квартира выглядит так, будто ее спешно покинули. Никаких личных вещей. Никаких фотографий или документов. Ничего.
– Но зачем убегать, если убили твою подружку? – спросил Руперт.
– Напрашивается вывод, что он и есть преступник, – заметила Сильвия Хоппе.
Анна Катрина возразила:
– По совпадающим показаниям писателей, после нападения она хотела вернуться к своему другу. Значит, вряд ли это он. Плюс у него были более подходящие возможности ее убить, чем посреди ночи рядом с собственной квартирой…
– Согласен, – подтвердил Руперт, – бытовые убийства обычно совершают в собственных стенах. Убить любовницу в спальне куда удобнее, чем нападать на нее ночью в гавани.
Ютта Дикманн постучала карандашом по столу и укоризненно посмотрела на Руперта. Тот принялся защищаться:
– Это не мое мнение, а сухая статистика!
– Не думаю, – вступила Анна Катрина, – что доктор Штайнхаузен – наш преступник, но стоит обратить на него внимание. Предполагаю, Вольфганг Штайнхаузен – не его настоящее имя. У него рыльце в пушку, и он убежал, потому что боится попасть к нам в лапы.
Госпожа Дикманн язвительно скривила губы. Снова постучала карандашом по столу. На этот раз она даже снизошла до комментария:
– Давайте не будем отвлекаться от сути. Мы ищем убийцу. Не прелюбодея, который свил в Лере гнездышко для своей маленькой интрижки и теперь боится, что все это станет достоянием общественности. Оставьте господина доктора Штайнхаузена в покое и сосредоточьтесь на расследовании. Делается жутко при мысли о том, что по Остфризии разгуливает убийца женщин, который вымещает ненависть к матери при помощи стальной лески!
Руперт, который мгновенно ломался и превращался в маленького мальчика, если женщины начинали разговаривать в таком тоне, решил набрать очков и напомнил:
– Еще мы задержали того рыбака…
Анна Катрина вспылила:
– При чем здесь вообще ненависть к матери?
Дикманн высоко подняла тонкие брови и прокашлялась:
