Шрадер смотрел ей вслед.
Анна Катрина отправилась в клинику Аммерланд. Прямо на парковке перед главным зданием она еще раз поменяла машину. Здесь ее ждал сын Эйке с подругой Ребеккой, в ее десятилетнем «Фольксвагене Гольф». Ребекка даже прикрепила на лобовое стекло табличку «Врач».
Анна и Ребекка коротко обнялись. Эйке поцеловал мать и крепко прижал к себе. Ей сразу стало легче.
– Не делай глупостей, мама, – умолял он.
Она села в «Гольф» и нажала на газ.
До Дангаста оставалось меньше тридцати пяти километров. Машин почти не было. Падал снег и таял прямо на лету, превращаясь в слякоть.
* * *
Веллер метался по квартире, как зверь в клетке. Он точно знал, чем сейчас занимается Анна Катрина, и чувствовал, что должен быть рядом, прикрывать ей спину. Да, он предпочел бы поехать с ней. Ходить по гостиной вокруг книжной полки было просто невыносимо.
Неужели Анна Катрина действительно прикончит убийцу отца?
Веллер был против смертных приговоров, Анна Катрина тоже. Уббо Гейде всегда выступал против избыточной власти полиции и тем более смертных приговоров. Мнение коллег по этому вопросу было единогласным. Но сейчас – совсем другой случай. Веллер считал, государство коварно воспользовалась своей монополией на насилие. Они отпустили осужденного убийцу, дали ему кучу денег, новое имя и документы.
Возможно, у них были свои причины, но теперь старые правила игры больше не действуют. Если государство или влиятельное государственное подразделение ставят себя выше закона, гражданам приходится брать дело в свои руки.
Анна Катрина сейчас восстанавливает справедливость, действуя от лица некоррумпированных сил полиции, подумал Веллер.
О да, он бы с легкостью мог произнести для жены жалостливую защитительную речь, но в глубине души внутренний голос предвещал Веллеру: все может обернуться катастрофой. Без лишних эмоций, при свете дня, их решения могут показаться большой ошибкой.
Ему хотело позвонить Анне, поговорить, но любая связь – риск выдать место ее расположения.
Веллер чувствовал близость жены. Закрывал глаза и словно оказывался в машине рядом с ней. Если все идет по плану Уббо, Анна сейчас едет в «Фольксвагене» Ребекки Симон, ассистента врача.
Они устроили своего рода поисковую игру, постоянно оставляя ложные следы, чтобы запутать коллег.
Снаружи подъехали две машины. В одной остались сидеть два человека, наблюдая за домом. Из другой вышел Хуберкран и позвонил в дверь.
Веллер открыл.
– Я могу войти? – спросил Хуберкран.
Веллер пригласил коллегу жестом и сказал: «Конечно», хотя выражение его лица говорило об обратном.
Веллер надеялся, Хуберкран не станет Иудой.
– Франк, – начал Хуберкран, явно не собираясь садиться, – мы давно знаем друг друга. Давай начистоту.
– Разумеется. Начистоту.
– Эти дни выдались тяжелыми, а последние несколько часов стали настоящим кошмаром.
– К чему ты клонишь?
Бывший коллега из Франции, владелец частной фирмы, спросил:
– Где Анна Катрина?
Веллер горько рассмеялся.
– Вот как! Ты приспешник министерства внутренних дел. Или группы Науманн. Или как там теперь называется ваше чертово элитное подразделение.
– Франк! Я хочу только добра. Еще можно привести все в порядок и уладить. Но если ты продолжишь упрямиться, то…
– Ты правда ждешь, что я предам собственную жену? В кого ты превратился, Хуберкран?! – Веллер посмотрел в потолок. – Я так не поступлю… И ты это знаешь… А теперь я прошу тебя покинуть мой дом.
– Франк, не глупи, я…
– Немедленно!
Веллер указал на дверь. Но Хуберкран предпринял еще одну попытку:
– У вас возникнет множество трудностей. Возможно, я смогу кое-чем помочь. В моей фирме есть ответственные должности… Вы станете получать вдвое больше… У меня работает много бывших копов.
– Проваливай, – прошипел Веллер. – Проваливай, а то я не сдержусь и разобью тебе морду!
* * *
Анна Катрина все еще ощущала объятия сына, словно теплый платок на плечах.
Она ехала быстро. Боялась отключиться за рулем. Ей представилось, как снежинки, летящие в лобовое стекло, тают на ее коже и стекают вниз холодными тонкими струйками воды. Она мерзла, хотя в «Гольфе» прекрасно работала печка, направляя теплый воздух ей на ноги.
Она постоянно терла лоб и била себя ладонями по щекам, чтобы не заснуть.
Анна слышала голос отца. Он хотел ей что-то сказать, но, видимо, был слишком далеко. Он что-то кричал, но она не понимала.
Она вздрогнула. Отец стоит на дороге? Он махнул ей рукой или воображение сыграло злую шутку и это другой человек?
В свете фар ей померещилась фигура. Анна затормозила. Может, кто-то попал в аварию и ему нужна помощь?
Она вышла из машины. Снежинки целовали ее лицо. Она огляделась и крикнула:
– Эй! Эй! Есть там кто-нибудь?
Анне стоило большого труда удержаться от крика «Папа?! Папа?! Ты там?».
Она механически твердила фразы:
– Твой отец мертв. Он не мог махать тебе рукой. Ты едешь, чтобы задержать его убийцу.
Потом снова села в машину, вцепилась в руль и сказала:
– Они отпустили твоего убийцу, папа. Но у них ничего не выйдет. На этот раз ты победишь!
Кожа на голове чесалась. Анна приоткрыла окно. Ветер приятно обдувал лицо и играл ее волосами. Ветер не давал ей уснуть.
У нее в животе бушевала стучащая, убийственная ярость, как у дикого зверя, который пытается вырваться из клетки.
* * *
Нееле Шаард достала из холодильника стаканчик клубничного йогурта. Открыла его и, не закрывая холодильника, подошла к буфету. Там стояло три банки мюсли – с сухофруктами, с орехами и с изюмом.
Она взяла среднюю и хотела посыпать йогурт орехами и пшеничным зерном, но в стаканчик упал слишком большой комок. Йогурт перелился через край, закапал на пол и прилип к ее пальцам.
Несколько секунд она стояла неподвижно. А потом с яростью швырнула йогурт в открытый холодильник, а вслед за ним – банку с мюсли. Та угодила в верхнюю планку, разбилась и упала на пол.
Нееле захлопнула холодильник и побежала в гостиную. Там она прижалась к стене и так заревела, что календарь с картинами, как ей показалось, сдвинулся с места.
У нее заболели горло и уши, но стало гораздо легче эмоционально. Все разочарования, накопленный гнев, горячая боль от пережитого унижения вышли через ее горло. Это было приятно! Их нужно было выпустить наружу.
«Я слишком многое проглатывала, – думала она. – Во мне больше яда, чем в этих маленьких бутылочках из чемодана».
