Хуберкран заговорил охрипшим голосом:
– Да, мы столкнулись с хитроумными, прекрасно организованными преступниками. Они умышленно поставили нас в положение, где мы должны были утратить контроль. Но план не сработал. Ситуация постоянно находилась под нашим контролем, и…
Кайзер поднялся с места и оперся двумя руками на стол – кончик его галстука качался над столом, как маятник, с помощью которого эзотерики ищут ответы на свои вопросы.
– И это вы называете под контролем? Мы утратили контакт с преступником! Госпожа Клаазен дергала Санта-Клаусов за бороды и…
Хуперкран выставил ладони вперед.
– Это не входит в зону моей ответственности.
Прокурор выбрался из своей паутины, двигая руками, как при плавании, словно боялся утонуть, и показал на Хуберкрана:
– А какую он, собственно, выполняет здесь функцию? – спросил Шерер у Дикманн.
Доктор Кайзер ответил:
– Фирма Хуберкрана иногда выполняет заказы министерства в особенно щекотливых случаях, – гневно покосившись в сторону Анны Катрины, он добавил: – И нам совершенно ни к чему, чтобы об этом узнала пресса.
Веллер попытался вмешаться:
– Если вы позволите мне сказать…
Старший советник Дикманн перебила его:
– Не позволим!
Теперь не выдержала Анна Катрина и разразилась:
– Вы отпустили убийцу моего отца! Вы создали ему новую личность и помогли замести следы. У нас больше нет ни его отпечатков, ни фотографий. Мы не знаем, как он теперь выглядит… И теперь вы удивляетесь, что этот матерый преступник продолжает делать то, что делал всегда? Черт подери, да он же бандит! Он назубок знает, как у нас все устроено. Он вращался в наших кругах. Он точно знал, как обвести нас вокруг пальца! Теперь у него есть десять миллионов. Как вы думаете, что он будет делать? Сомневаюсь, что пожертвование в Красный Крест входит в его планы. Он считает, что ему все позволено, он все может и никто не привлечет его к ответственности. И вы питали в нем это ощущение! Он чувствует себя богом, судьей над жизнью и смертью. Уничтожает всех, кто встает у него на пути. Берет все, что хочет. Почему, черт побери, почему вы его отпустили?
Нюссен судорожно сжал ладони и так сильно выгнул палец, что он хрустнул.
Кайзер быстро контратаковал Анну Катрину:
– Будьте осторожны, госпожа Клаазен, смотрите, как бы ваши измышления не привели вас в психушку.
Анна Катрина сменила позу и хлопнула ладонью по столу. Это прозвучало как выстрел, направленный в дерево.
– Это что, угроза? Только что, в присутствии прокурора Шерера, вы угрожали поместить меня в психушку, если я стану и дальше утверждать, что убийцу моего отца…
Он прорычал:
– О нет, госпожа Клаазен! Не я помещу вас в психушку! Вы сами сделаете это.
Он нагнулся, поднял с пола черный чемодан, который стоял с ним рядом, открыл его и достал две бумажки, заламинированные в прозрачную пленку, придающую им еще большую значимость.
– У меня здесь ваша психологическая экспертиза, госпожа Клаазен, в которой у вас – простите за мое дилетантское обобщение – установлено тяжелое расстройство личности, бредовые идеи и латентная агрессия. Это заключение профессора Лемпински, который широко известен как судебный эксперт.
Анна Катрина чуть не лопнула от гнева.
– Я ни разу в жизни не видела этого человека!
– Госпожа Клаазен, то есть теперь вы хотите сказать нам, что никогда не были у профессора Лемпински?
– Я действительно у него не была. Он любезно написал для вас это заключение, чтобы меня дискредитировать.
– Тяжелое обвинение, госпожа Клаазен. Но я могу только подтвердить каждое слово, написанное профессором Лемпински. Вы избили двух моих агентов безопасности.
– Ну, возможно, одному из них я наступила на ногу, а второму дала в пасть, но уж точно не избила их, господи, нет…
Доктор Кайзер многозначительно посмотрел на прокурора Шерера. Тот кивнул, словно ему все было ясно.
– Кого вы сейчас пытаетесь сделать из моей жены? – спросил Веллер.
– А вам здесь вообще делать нечего. Это не семейная встреча! – цыкнула Дикманн.
– Да, спасибо, вы очень помогли, – дал отпор Веллер, злобно сверкнув на нее глазами.
Пока Анна Катрина пыталась выстроить и держать линию обороны, Веллер нацарапал и передал ей записку, четыре слова, которые наметили ее будущее: «Рыбная лавка в Норддайхе?»
– Хорошо, – сказала Анна Катрина, – меня одолевают бредовые идеи, а убийцу моего отца похоронили в море. Во всем можно найти что-нибудь хорошее.
Нюссен и Кайзер переглянулись.
Анна Катрина заговорила очень медленно, будто слова таяли у нее во рту:
– Если я найду и убью его, никто не сможет мне ничего предъявить, потому что этот славный человек давно мертв, кремирован и похоронен.
– Госпожа Клаазен, вы представляете опасность для себя и для окружающих. Вам лучше добровольно отправиться к психиатру. Могу понять, если вы не захотите ложиться в клинику Уббо-Эммиуса по месту прописки, хотя там, как мне сообщили, работают высококвалифицированные специалисты. Но здесь вас все знают. Возможно, было бы лучше, если…
Анна Катрина продолжила за него:
– Например, в закрытую психиатрическую клинику, где ценят мнение профессора Лемпински? Висбаден? Дармштадт? В любом случае куда-нибудь в сферу вашего влияния, да? И больше я никогда оттуда не выйду, вы заставите меня исчезнуть там, как когда-то Густля Моллата. Ведь у вас есть опыт в таких делах. В этом вы, так сказать, специалисты. В тот раз заключение тоже выписывал Лемпински?
* * *
Этот день стал окончательной точкой падения в карьере Юстуса Шаарда. Он больше не мог удержать в себе даже обезжиренный йогурт. Запах кофе провоцировал в желудке бунт, а из-за какой-то аллергии между пальцами выросли маленькие волдыри, которые ужасно зудели и лопались, если их почесать. Эти места сочились влагой, словно у него внутри была не кровь, а какая-то молочная жидкость.
Когда он печатал, у него между пальцами накапливались крошечные жирные капли и стекали в щели клавиатуры. Словно соки тела пытались парализовать компьютер, из-за которого он вляпался в неприятную историю.
Второй раз за день его коллега Зигфрид Унтер постучался в дверь и радостно сообщил победные новости: его акции пробили потолок и вчетверо увеличили выручку. Он схватился за воображаемый канат, потянул его и заорал:
– Чака-чака!
Зигфрид сиял, как маленький мальчик, которому папа уже в третий раз позволил обыграть себя в шахматы. Из-за него провал Юстуса становился еще глубже. Они были как плюс и минус. Хороший сын, присмотревший за домом отца и увеличивший доходы, и ветрогон, спустивший все состояние за время папиного отсутствия.
