Прежде чем отправиться в кабинет к Дикманн, Анна Катрина, вопреки обыкновению, посмотрелась в зеркало. Пришла в ужас и задалась вопросом, за что ее все еще любит Веллер. Она выглядела абсолютно измотанной. Если лицо являлось отражением ее души, то душе было чертовски плохо. Но жизнь – вовсе не конкурс красоты, подумала она и открыла дверь.
Дикманн разговаривала с двумя мужчинами, которых Анна Катрина еще не видела. Они умолкли, когда Анна Катрина вошла, и оценивающе на нее посмотрели. Она почувствовала, что ее рассматривают, как ветчину на рождественской ярмарке.
Дикманн сразу перешла к делу. Она сидела, мужчины стояли.
– Госпожа Клаазен, своими – скажем так – неподобающими действиями в последние дни вы создали много трудностей себе и нашему начальству. Эта повальная болезнь – результат ваших ошибочных действий. Настоящая катастрофа. Денег нет, воду все равно отравили…
– Надеюсь, штормовой прилив и ураган произошли без моего содействия? – цинично возразила Анна Катрина. Она совершила еще одну попытку защититься, но сразу поняла бессмысленность своих действий. Приговор уже вынесли. Для любых защитительных речей было слишком поздно.
– Но на водопроводной станции утверждают, что вода в порядке, – сказала Анна Катрина.
Старший советник Дикманн выдвинула подбородок и прошипела сквозь сжатые губы:
– Именно поэтому клиника Уббо-Эммиуса уже переполнена.
Она поерзала на стуле и посмотрела на обоих мужчин, которые медленно, почти незаметно передвигались по комнате, занимая позицию между Анной Катриной и дверью.
Анна Катрина это заметила и задалась вопросом, хотят ли эти двое незаметно ускользнуть или собираются отрезать ей путь к отступлению. Но в этом не было никакого смысла.
Дикманн продолжила:
– Ваше выступление в Лере разозлило преступника. То, что сейчас происходит, – ваша вина. Мы проверили письмо! Подлинность не вызывает сомнений. Письмо написал тот, кто прислал нам токсичные вещества, кем бы он ни был.
Дикманн ненадолго умолкла, словно не знала, как дальше поступить. Потом начала махать в воздухе рукой, перечисляя:
– К тому же ваш спектакль перед министерством… Ваши постоянные теории заговора… Давайте начистоту, госпожа Клаазен: вы совершенно вышли из-под контроля. Вам так и не удалось справиться со смертью отца, и вы постоянно ищите его убийцу, хотя этого человека нет в живых уже несколько лет. Он умер в тюрьме, под государственным надзором.
Она похлопала рукой по стопке бумаг.
– В вашем личном деле полно такой бессмыслицы. В Лере вы стреляли по машине скорой помощи, потому что думали… что на ней пытается скрыться убийца вашего отца.
– Но это было десять лет назад! – возмущенно воскликнула Анна Катрина.
– Да. Но с тех пор вам не стало лучше, госпожа Клаазен. Мы больше не можем закрывать на это глаза, вы же понимаете?
– К чему вы ведете, госпожа Дикманн? Я уволена? Хотите забрать мой служебный значок? Пожалуйста!
Анна Катрина попыталась найти полицейский значок, но, к своему стыду, сразу этого сделать не смогла и вместо него протянула Дикманн свое служебное удостоверение. Но начальница сидела неподвижно и не взяла его.
– Нет, так не пойдет. Мы с удовольствием оставим вас на службе в качестве главного комиссара. Вам просто нужно передохнуть. Вы представляете угрозу для себя и для окружающих, и поэтому у меня есть судебное решение о вашем направлении в охраняемое медицинское учреждение, где вы сможете отдохнуть…
Анна Катрина посмотрела на мужчин, которые теперь заняли позицию у двери. Она выразила возмущение в форме вопроса, словно хотела убедиться, что не ослышалась. Но при этом все в комнате прекрасно знали, о чем идет речь.
– Вы хотите отправить меня в принудительном порядке?!
Теперь Дикманн заговорила с интонацией воспитательницы детского сада:
– Это только пойдет вам на пользу, госпожа Клаазен. В наше время обращаться при психических проблемах за помощью – вовсе не стыдно. Там работают выдающиеся специалисты, и скоро вам станет гораздо, гораздо лучше…
Она прикоснулась обеими руками к волосам.
– Иногда в нашей голове просто нарушается химия, и всего пара таблеток может сделать из нас другого человека.
Анна Катрина встала, и мужчины приблизились к двери. Страдальчески улыбаясь, они подошли друг к другу поближе.
– Я часто общаюсь с нашим психологом, – сказала Анна Катрина, чтобы показать, что она не лишена здравого смысла. Хотя прекрасно знала, что эти гнусные идиоты не пойдут ей навстречу.
– К сожалению, Эльке Зоммер – в заслуженном отпуске. Три недели на Канарах, – Дикманн мечтательно вздохнула. – Можно только позавидовать. Взять хотя бы тамошнюю погоду… Тамошний климат всегда шел мне на пользу.
Анна Катрина показала на стопку документов.
– Значит, было принято судебное решение – без моего участия? Но это же…
– Обычное дело. В случае опасности для жизни и здоровья. Пожалуйста, госпожа Клаазен, не создавайте нам трудностей. Через несколько дней, когда вам станет лучше, вы будете очень рады, что все прошло без лишней огласки. Представьте – знаменитый главный комиссар, так сказать, ведущий специалист остфризской полиции, была захвачена на рабочем месте и принудительно отправлена в психиатрию… Вы действительно хотите испортить репутацию? Нехорошо, если такое просочится в прессу. Подобные вещи прилипают навсегда, уж поверьте. Для этого прекрасного побережья вы будете сожжены и похоронены… Можете такое представить? – она погрозила Анне Катрине пальцем. – Поверьте, госпожа Клаазен, эта история не обойдет вашего друга Хольгера Блёма, а помимо него есть еще другие журналисты, и не все они относятся к вам так же хорошо, как он.
Не узнавая собственного голоса, Анна Катрина спросила:
– Рапорт обо мне составлял профессор Лемпински?
Дикманн кивнула.
– Но я вообще не знаю этого человека, я с ним никогда не разговаривала! – возмутилась Анна Катрина.
Старший полицейский советник Дикманн снисходительно улыбнулась, словно этим высказыванием Анна Катрина еще раз доказала, насколько в действительности запутанно ее сознание.
Анна Катрина уже представляла, как продемонстрирует двум парням возле двери, что чуть не стала чемпионкой города по дзюдо, но потом вдруг в ней что-то сломалось. Возможно, ее проблемы действительно были серьезнее, чем она представляла. Она не только видела отца во сне, но и разговаривала с ним посреди дня. Недавно, во время поездки в Ганновер, она даже видела его в поезде, будто он сидел рядом с ней в вагоне. Все, что зачитала госпожа Дикманн, по большому счету, было правдой и происходило на самом деле.
Нет, она не хотела втягивать коллег в неразрешимый конфликт. На какой стороне им придется сражаться и чем все это кончится? Потасовкой или вообще закрытием полицейского участка?
