– Там сейчас кто-нибудь есть?
– Только сестра Ольга, если она не на посту.
– Хорошо. Тогда мы отправимся туда вместе и заберем ключ. А потом ты покажешь мне, как выйти на улицу.
Медсестра обреченно кивнула.
Анна Катрина не ослабляла хватки. Она сразу задала новый вопрос:
– Мне понадобится ключ или код?
– Код.
– И какой код?
– Семь, четыре, две восьмерки, один.
– Ты пожалеешь, если обманула меня и сработает сигнализация.
– Прошу… Госпожа Клаазен… Я здесь просто работаю. Я мать-одиночка. У меня есть десятилетняя дочь. Марен. Хотите посмотреть ее фотографию?
– Нет. Я хочу ключи. Какая у вас машина?
– Пятнадцатилетний «Рено Твинго». Красный с синими дверями.
Несмотря на напряженность ситуации, Анна Катрина улыбнулась.
– У меня ярко-зеленый «Твинго». Конечно, есть машины получше, но я люблю его.
– Мой уже почти разваливается на куски.
– Мой тоже. Идеальная машина для побега!
Анна Катрина открыла дверь и вышла в коридор.
– Пошли! Где комната медсестер?
Крепко схватив Хайке Циль за руку, Анна Катрина повела ее перед собой. Со стороны должно было казаться, что медсестра мягко ведет на беседу сложную пациентку.
Комната медсестер располагалась за третьей же дверью. Это была маленькая кухонька с уголком для перекуса. Плита с керамической панелью, посудомоечная машина, холодильник, соковыжималка, настенные шкафы. Наполовину полная банка кофе. Три грязных кружки. Пакет чипсов и два банана. На стене – календарь с видами водохранилища Машзе.
На спинке стула висела сумка. Медсестра протянула к ней руку.
Анна Катрина покачала головой:
– Нет. Дай я.
Она покопалась в сумке. Там – вопреки предположениям Анны Катрины – не было пистолета, только связка ключей.
– Хорошо, – сказала она, – а теперь повтори код.
Анна Катрина была уверена: если медсестра назвала выдуманный код, то теперь его не вспомнит, а придумает новый. Но та повторила, не раздумывая:
– Семь, четыре, две восьмерки, один.
Анна Катрина направилась к шкафу и выдвинула ящик с приборами. Нож был, конечно, лучше пластикового, но все равно смехотворным. Тупым и закругленным спереди. Он мало походил на оружие. Небольшой хлебный нож.
Среди десертных ложек она обнаружила нож для фруктов. Короткое острое лезвие, слегка изогнутое, с деревянной рукояткой. Его было достаточно, чтобы напугать и держать на расстоянии умного противника или нанести тяжелые увечья глупому.
– Итак, – сказала Анна Катрина с ножом в руке, – теперь ты покажешь мне, как выйти наружу. Прекрати дрожать и всхлипывать, я тебе ничего не сделаю.
– Не могу, – ответила медсестра. Теперь у нее даже зубы стучали.
На этот раз Анна Катрина допустила ошибку и не убедилась, свободен ли путь. Предвкушение того, что она скоро окажется на улице и сядет в «Твинго», приглушило инстинкты. Жажда свободы была сильнее всех привычных правил поведения и осторожности.
Она вытолкнула перед собой медсестру в коридор. Но упустила из виду два мертвых угла. Слева и справа от двери заняли позицию два санитара. Каждый из них был килограммов на тридцать тяжелее Анны Катрины. Они схватили ее сзади. Один попытался отобрать у нее нож, второй использовал электрошокер.
Анна Катрина дрожа, опустилась на пол. Нож покатился по плитке прямо у нее перед глазами, но достать его она не смогла.
Напуганная медсестра подняла его и отдала санитару, которого называла Бобби и который почти страстно обнял ее.
– Я так испугалась, Бобби! Я думала, она меня убьет!
* * *
Веллер быстро узнал, какой судья подписал направление для Анны Катрины. Он знал его по нескольким процессам против правонарушителей, когда он сам принимал участие в передаче преступников.
По впечатлениям Веллера, этот человек был скорее мягким и понимающим, чем жестким. Веллер ни разу не видел, чтобы он принимал жесткие меры.
Тем сильнее удивляло Веллера, что именно этот человек, который отзывался на гордую фамилию Фогельвейде, из-за чего коллеги прозвали его Вальтером
[17], хотя на самом деле его звали Иоганнес, поступил так жестоко именно в случае Анны Катрины.
Веллер позвонил ему, и он сразу подошел к телефону. Фогельвейде не признавал своей вины, отговариваясь тем, что ему было не обязательно лично разговаривать с Анной Катриной и он не эксперт в психиатрии. В таких случаях он должен полагаться на заключение. Иначе никак, а этот профессор Лемпински – настоящий корифей в своей области, у него множество публикаций, и он очень востребован в качестве судебного эксперта.
Во время разговора Веллер начал искать в интернете информацию о профессоре Лемпински.
– Значит, вы руководствовались исключительно заключением?
– Конечно, господин Веллер. И поверьте, это пойдет вашей супруге только на пользу.
– А если заключение – вздор? Получается, по сути, он подписывает не заключение, а приговор.
– Нет, приговор выношу я. Прекрасно понимаю ваше негодование, господин Веллер, но никто не хотел ничего плохого ни вам, ни вашей жене.
– Тогда скажите хотя бы, где она сейчас, чтобы я смог ее навестить.
– К сожалению, я просто подписываю направление в клинику и не уточняю, куда именно, чтобы не возникло конфликта интересов. Для таких пациентов нужно подбирать подходящее место. В данном случае эксперт воспользовался правом выдвигать кандидатов.
На сайте Лемпински Веллер увидел объявление о цикле лекций профессора о булимии. Уже сегодня вечером он будет выступать в городской библиотеке Бад-Цвишенана.
– Да, спасибо за помощь, – поблагодарил Веллер и положил трубку.
На трассе между Аурихом и Бад-Цвишенаном стояло четыре знака предупреждения о контроле скорости. Веллер промчался мимо каждого из них. Он превышал скорость на тридцать-сорок километров в час.
Библиотека живописно стояла на берегу моря в окружении старых деревьев. Веллер поймал профессора Лемпински перед лекцией.
У Лемпински были умные, но усталые глаза и приятный голос. Казалось, ему едва исполнилось пятьдесят, в то время как на самом деле было уже около шестидесяти пяти. Он высоко поднял меховой воротник кожаного пальто, чтобы сохранить в тепле уши.
Местный книготорговец устанавливал еще один стол для книг возле входа. Позднее профессор Лемпински будет подписывать здесь свой новый бестселлер.
