У Беннинги заурчало в животе, и ему стало стыдно.
– Точно! Мы всегда так делаем в свободное время. Это, можно сказать, мое хобби.
– Мы не можем провести обыск в больнице без официального разрешения, – предупредила Сильвия Хоппе.
– Неа, не можем. Но мы можем отправиться туда на поиски пропавшей без вести, – заметил Беннинга.
– Отличный план, – одобрил Шрадер.
– Первым делом я начал поиски обычным способом, – сказал Веллер, – электронной почтой отправил фотографию Анны Катрины по всем возможным адресам с вопросом, нет ли у них этого человека…
Он не стал продолжать предложение, а лишь пожал плечами.
Шрадер предложил:
– Тогда, господа и дамы, давайте нанесем им дружеский визит.
Веллер сомневался.
– Мы не справимся. Нас слишком мало, плюс этим могут заниматься только коллеги, – он показал на Петера Гренделя. – Вряд ли он, как каменщик, может заявиться в психиатрию и…
– К тому же вдруг ее держат где-то в совсем другом месте? – предположил Петер Грендель.
Моника Таппер почти плакала.
– Сидеть здесь сложа руки – просто невыносимо! Я прямо чувствую, что ей плохо. Слышу ее крики о помощи. Мы нужны ей!
* * *
Окрыленный и полный уверенности в себе, Гроссманн вернулся в свой дом в Норддайхе, на улице Фледервег. Он получит от них все, что потребовал. Без сомнений.
Деньги никакой роли не играют. Они все равно получают их от налогоплательщиков. Он мог попросить в десять раз больше. Дело не в деньгах.
Он хотел получить головы Серкана Шмидтли, Анны Катрины Клаазен и Франка Веллера.
И он их получит – все три, на блюдечке с голубой каемочкой, как только усилится напряжение. Когда где-нибудь из водопроводного крана потечет отравленная вода и появятся первые жертвы, все преграды будут устранены.
Анна Катрина Клаазен, Франк Веллер и Серкан Шмидтли – лишь надоедливые кровососы на коже, и их прихлопнут, даже не раздумывая.
Время было на его стороне, и если он чему-то и научился, выживая в диких дебрях, называемых сегодня цивилизацией, так это правилу: побеждает тот, на чьей стороне время. Тот, кто ведет борьбу против бегущего времени, обречен на поражение, потому что время нельзя подкупить. Нельзя продать. Оно безжалостно идет вперед.
Он улыбнулся.
У остальных время истекает. У него – нет.
Он победит и получит в награду спокойную, уютную жизнь с Ингой.
Гроссманн искал сухое вино. Он колебался между легким итальянским и насыщенным испанским. Открыл итальянское и устроился в удобном кресле с бокалом в руке.
Он разглядывал плоский экран и наслаждался возможностью посидеть в покое, не включая телевизор.
Шумел ветер. В саду кричали чайки. А болтунам и пустомелям со всех каналов сегодня придется помолчать.
Неожиданно Гроссманн передумал. Терпкое испанское вино куда лучше подходит под настроение. Он достал бутылку и еще один бокал.
Итальянское он допивать не стал. Поставил бокал на стол, словно из него уже пила Инга.
Потом стал слушать через маленькие, но очень качественные наушники Боба Дилана. Гроссманн закрыл глаза. Музыка звучала куда лучше, чем на живом концерте.
Он вспомнил, как они познакомились с Ингой. Удивительное совпадение, ухмыльнулся он. Судьба явно благоволила ему.
* * *
Все вдруг стало таким реальным. Защитный костюм совершенно доконал Юстуса. Он весь взмок еще во время примерки. Окошко противогаза запотело. Ему не хватало воздуха, и он начал задыхаться, еще сильнее усложнив положение.
Нееле купила две разные защитные маски. Белая, с клапаном для дыхания, закрывала только нос и рот. Она выглядела дешево и не слишком надежно. В описании она называлась «фильтром от мелкой пыли».
Конечно, Юстус предпочел бы черную сплошную маску. Она использовалась в качестве защиты не только при автомобильной лакировке, но могла выдерживать и более тяжелые атаки на дыхательные пути.
Одно но: Юстус не мог ее носить.
Пот был лишь физической стороной проблемы. Паническая атака – вот что гораздо хуже. Сердцебиение. Головокружение. Удушье.
Он сорвал маску с головы, повалился на кровать и простонал:
– Нееле. Я не справлюсь.
Она спокойно посмотрела на него, словно уже решила все заранее, и сказала:
– Маска тебя защитит. Нам все равно придется открыть пузырьки…
– Да, черт подери! – закричал он и ударил себя ладонью по лбу. – Головой я все понимаю. Но это мне не помогает. Я не справлюсь. Я задыхаюсь, когда надеваю эту штуку!
– Нет, – сказала она, – Юстус, ты не задыхаешься. Ты просто боишься задохнуться.
Он вскочил и побежал в ванную. Нужно было снять липкую одежду и принять душ.
По дороге в душ он споткнулся о чемодан и, подняв руки, закричал:
– Да-да-да, знаю, что ты хочешь сказать! Я – полный провал. Ты заслуживаешь лучшего мужа, а я совсем не похож на героя.
Он исчез в ванной, и Нееле решила, что в крайнем случае сделает все одна.
Она чувствовала себя ловкой. Сильной. Она знала, что отныне главной будет она. Всегда! Юстус никогда не сможет этого изменить. Теперь она станет королевой.
Эта мысль ей понравилась. Она натянула противогаз с таким важным видом, будто это корона.
Нееле стояла в спальне, перед большим зеркалом. Она себе нравилась. Она гордилась собой. Да, черт подери, этот мир был с ней не слишком приветлив, но теперь они все заплатят.
Она чувствовала себя бессовестной, и это было удивительно приятно. Слабость мужа делала ее сильнее.
Она смотрела на себя в зеркало, как на чужого человека. Противогаз облегчал задачу. Это была не просто одежда, нет, эта жутковатая маска меняла ее полностью, превращая из жертвы – в преступника.
Женщина в зеркале, обретшая вместе с черным противогазом нечто демоническое, не знала преград, запретов, угрызений совести. Она была свободна и ощущала возбуждение, которое не жаждало немедленного удовлетворения, но было гораздо глубже. Жизненную энергию. Жажду быть собой.
Да, женщина в зеркале ей определенно нравилась. Она больше не была косулей, но стала охотником.
Она глубоко вдохнула отфильтрованный воздух и почувствовала, как от восторга по коже пробежали мурашки.
Теперь он знала, что на самом деле слабым полом были мужчины.
* * *
Уббо Гейде слишком устал, чтобы бодрствовать, но был слишком возбужден, чтобы заснуть. Он пребывал в состоянии, которое его супруга охарактеризовала как «между отливом и приливом».
Его первая книга о нераскрытых уголовных делах вдруг показалась ему лживой. Он был так горд, когда она вышла, что не мог выпустить ее из рук, все время находил новую причину пролистать и перечитать ее. В первые дни он не мог находиться в помещении, если в нем не было книги. Он везде носил ее с собой, как карманный нож и марципанового тюленя.
