Он не хотел нести ответственность в одиночку.
Гроссманн должен был объявиться еще несколько часов назад. То, что он не позвонил сам, Генцлер мог списать на обычное для этого сноба высокомерное презрение к дисциплине. Но Гроссманн не отвечал на звонки, и Генцлер начал нервничать.
Он боялся утратить контакт со своим самым ценным осведомителем. Их судьбы были связаны роковым образом.
– У Серкана сдали нервы, – сказал Генцлер. – Он грозил, что убьет Номера один.
Фрёбель долго молчал и курил. Потом достал трубочные принадлежности и раздавил пепел серебряным тампером.
– Брехливая собака не кусает.
Генцлер сглотнул. Он нажал на кнопку, чтобы хоть на сантиметр опустить оконное стекло и предоставить дыму возможность покинуть машину. Генцлер не любил спорить со своим контролером. Он чувствовал от него зависимость, хотя официально все было вовсе не так.
– Не могу согласиться, – сказал Генцлер.
– Зачем ему рассказывать нам о своих планах заранее? Это всего лишь угрозы, чтобы мы приглядывали за Номером один.
– Нет, я знаю Серкана уже много лет. Для него это вопрос чести.
– Чести?
– Да. У него тоже есть система ценностей.
– Система ценностей?
– Да, система ценностей. Своеобразная мораль. Просто совсем другая, чем у нас. И он никогда не поступит вопреки своим представлениями о чести.
– И что вы собираетесь делать?
– Арестовывать Серкана бессмысленно. Он все равно не станет убивать сам, а отправит людей. И вряд ли своих собственных. Только в Вильгельмсхафене есть минимум три дюжины человек, готовых броситься в огонь и в воду, лишь бы произвести на Серкана впечатление. В Остфризии он может моментально собрать небольшую армию.
– Хотите поместить Номера один под защиту полиции? Это помешает его игре: он окажется отрезанным от всех своих информаторов и станет для нас бесполезен.
– Я предупрежу его. Если Серкан убьет его прежде, чем он сообщит нам информацию, случится катастрофа. У нас есть только одна нить, чтобы найти чертов яд и вернуть чемодан. И она тянется через Гроссманна.
– А ему все давно известно, да?
– Конечно. Он только пытается набить цену.
Фрёбель крутил в руках трубку, словно мог вытряхнуть из нее идею.
– Сумма не играет никакой роли, – сказал он.
– Он требует головы Серкана Шмидтли, Франка Веллера и Анны Катрины Клаазен.
– И? Что мешает отдать ему желаемое?
Генцлер замер и пристально посмотрел на Фрёбеля.
– Это серьезный вопрос или предложение? А может, даже приказ? – уточнил Генцлер.
– Я не отдаю приказов. Только сообщаю начальству, удается ли вам владеть ситуацией или вас пора заменить.
Генцлер вынужден был признаться себе, что охотно согласился бы на второе.
Они уже проехали торговый центр «Нордер Тор», ветряную мельницу и огромную бутылку «Дорнката». Ему казалось, фары машины не освещают, а уничтожают все вокруг.
– Итак, что будете делать? – спросил Фрёбель.
– Пойду к нему и скажу, что он может прикончить Серкана. Мы закроем на это глаза. И что Анна Катрина Клаазен с Франком Веллером будут отстранены от службы, как только мы получим то, что нам нужно.
– Отстранены от службы – значит, отданы ему на закланье?
Генцлер сглотнул и проехал мимо полицейского участка. Он вдруг представил себя через двадцать лет. Перед ним сидит Лукас, племянник. Он уже стал совсем взрослым, и Генцлер пытается ему объяснить, почему он тогда так поступил.
Он представил, как подбирает слова. Мокрый от пота. И повторяет предложения вроде:
– Иначе было нельзя. Мы находились под давлением. Все или ничего.
Он показался себе жалким.
Припарковавшись в Норддайхе, перед домом Гроссманна, он сразу понял: что-то не так. Двери гаража открыты нараспашку. Черного «БМВ» нет.
Генцлер открыл дверь машины, и дым вырвался наружу, как из раскаленной коптильной печи, когда открывают крышку.
Фрёбель остался сидеть в машине, хотя Генцлер предложил ему сходить вместе. Фрёбель не собирался принимать активного участия в оперативной работе. Чем сильнее углубляешься в дела, тем больше можно наделать ошибок. А его дело – фиксировать ошибки других, а не совершать собственные.
У Генцлера в кармане был микрофон, и Фрёбель прекрасно слышал происходящее.
Генцлер прошел через гараж прямо в дом. Здесь двери тоже были не заперты. На лестнице, на краях ступенек, остались следы крови и волосы.
Он проработал в полиции достаточно долго и мог представить, что здесь произошло. Кто-то проехался головой по каждой ступеньке.
– Здесь совершено преступление, – сообщил Генцлер к неудовольствию Фрёбеля. Он не должен разговаривать по этому микрофону. Он используется для прослушивания, а не прямого общения. К тому же Фрёбель не мог отвечать, а только слушать.
– Либо он здорово поколотил кого-то здесь наверху, а потом стащил вниз, в машину, либо кто-то похитил нашего Номера один. Тогда мы все в заднице, – сказал Генцлер.
Это было уже слишком. Фрёбель выскочил из машины, захлопнул за собой дверь и побежал в дом.
Генцлер был уже в спальне. Осмотрев растрепанную постель, перевернутый поднос с завтраком и разлитый кофе, он сказал, не поворачиваясь к Фрёбелю:
– Кто бы ни лежал на этой кровати, судя по всему, сейчас он находится в багажнике «БМВ», и, вероятно, ранен.
Генцлер задумался. Несложно будет установить, чья это кровь – Гроссманна или кого-то другого.
Он направился на кухню. Кто-то делал здесь завтрак. На полу лежал упавший стакан. Кофемашина стояла в режиме ожидания. Еще несколько часов назад тут готовили яичницу с крабами.
– Он был здесь с любовницей, – заключил Генцлер, – а потом на них напали. Но квартиру не обыскали. Почему?
Фрёбель не ответил. Он только слушал. И больше не курил, а держал руку с трубкой в кармане куртки, словно не хотел пачкать табачным дымом место преступления.
– Нужно взять образцы волос и крови, – решил Генцлер. – Криминалистам звонить не будем. Шумиха вокруг этой истории нам ни к чему. Может, они вернутся, чтобы обыскать квартиру… Или, – Генцлер мыслил вслух, – уже ее обыскали. Мы не можем позволить себе сообщить о человеке, которого уже давно похоронили в море, как о пропавшем без вести.
– Что будете делать? – спросил Фрёбель. Он не завидовал Генцлеру, которому придется принимать решение. И радовался, что может оставаться в стороне в качестве наблюдателя.
Генцлер подошел к окну, надеясь посмотреть на море, но отсюда его не было видно. Больше всего на свете ему захотелось окинуть взглядом морской простор. Дамба находилась совсем рядом. Ему захотелось побежать туда и забраться наверх.
