– Белграмм? – спросила Алиса. – А что это такое?
Бануг подошёл к ним. Он, как и Абель, не отрывал от наковальни зачарованного взгляда.
– Это её имя, – сказал он. – Некоторым мифическим артефактам присваивают имена. Я имею в виду очень редкие инструменты, возможности которых намного превосходят возможности обычного оборудования.
Абель присвистнул от восхищения.
– Голем тебя задери! – произнёс он. – Вот это подарок! Спасибо, Алиса.
И он направился к девушке с явным желанием заключить её в объятия. Но, не дойдя пары шагов, вдруг покраснел и остановился. Смутившись, он опустил голову и сделал шаг назад. И тогда Алиса, зная, что он сейчас спрячется за одной из своих обычных шуточек, чтобы скрыть охватившее его смятение, поспешила обнять его.
– Не за что, – сказала она. – Я рада, что ты наконец выздоровел.
Когда она ослабила объятия, Абель несколько долгих мгновений сохранял полную неподвижность, блуждая взглядом в пустоте. Всё происходящее застало его врасплох, и множество противоречивых чувств охватило его. В нём что-то происходило, чего он не мог понять, и вместо того, чтобы дать волю своим чувствам, Абель пытался разобраться в себе. Всё кончилось тем, что он заметил, как остальные наблюдали за ним, тихонько посмеиваясь. Он опять почувствовал смущение и сделал вид, будто сейчас его больше всего интересует наковальня.
– Больше ничего не было в ящике? – спросил Бануг.
Алиса вытащила небольшой мешочек.
– Нет, был ещё порох для пушек.
Широкая улыбка расплылась по лицу алхимика, и он протянул руку к мешку.
– Отлично, – сказал он. – Это именно то, что мне нужно.
Но Алиса убрала порох в свой мешок, покачав головой.
– Нет, – сказала она. – Я оставляю его себе. Можешь взять, если хочешь, этот золотой меч.
И она бросила ему оружие, которое Бануг, поймав на лету, нехотя согласился принять. Пожав плечами, он спрятал его в мешок.
– В любом случае вы должны мне кучу денег, – проворчал он.
Алиса посмотрела на него с улыбкой победительницы.
– Совершенно верно, – заявила она. – Но почему я должна расплачиваться с тобой этими малоценными предметами, в то время как я бы смогла изготовить свой собственный перегонный куб и заплатить за твои услуги магическими зельями, которые стоят гораздо дороже?
Вместо того чтобы обрадоваться словам Алисы о скорой оплате, Бануг принял вид глубоко оскорблённого человека, которого только что обобрали до нитки. Взвалив свою ношу на плечи, он зашагал к выходу.
– За этой комнатой находится выход из крепости. Через несколько часов ходьбы мы будем в Джакаре. Там и рассчитаемся.
Фрижель опять почувствовал раздражение. Иногда алхимик выводил его из себя. У Бануга была страсть всё сводить к деньгам. Без него они бы пропали, но в то же время Фрижелю хотелось как можно скорее избавиться от такого попутчика.
Воздух по-прежнему был горячим и влажным, но Фрижель почувствовал себя гораздо лучше, когда они вышли из этого зала, насыщенного «ароматами» жизнедеятельности бородавок. Тёмный коридор вёл к большой лестнице.
Крепость осталась позади. Фрижеля вдруг охватило чувство гордости. Они только что покинули одно из самых опасных мест в мире, и благодаря магии он выбрался целым и невредимым.
Тёмно-красная песчаная равнина открылась их взорам. Тропинка вилась до большого каньона в скалах Нетера. Разлом между горами выглядел впечатляюще. Создавалось ощущение, что его пробила густая лавовая река, текшая по дну. Бануг взобрался на хребет и посмотрел вниз. Сделав несколько шагов вдоль хребта, он вдруг остановился без видимой причины. Напротив него огромный поток магмы стекал с гор, питая реку. При помощи палки Бануг принялся исследовать пустоту в поисках какого-то объекта. Его палка наткнулась на препятствие, причём невидимое препятствие.
– Это здесь, – сказал он.
Фрижель подошёл к нему.
– Ещё один колдовской фантом?
Стоящий справа от него Вальмар кивнул.
– Идите за мной гуськом, – проговорил алхимик. – Это иллюзия, скрывающая обсидиановый мост в один блок шириной. Есть риск поскользнуться на камнях из-за большой влажности фантома.
Ощупывая палкой пространство перед собой, Бануг сделал несколько шагов. Он походил на канатоходца, идущего над пропастью, с той только разницей, что под ним не было верёвки.
– Хм… – произнес Абель, отступая. – Вы все крипернулись или как? Да я ногой не ступлю на мост, в прочности которого не могу убедиться. И неужели только мне одному все это кажется подозрительным? Я хочу сказать, что настоящий архитектор никогда не будет скрывать дело рук своих. Он будет гордиться своим творением.
Фрижель легонько стукнул его по спине.
– Не волнуйся ты так, – пробормотал он. – В прошлый раз ты упал, потому что был сам не свой. Зато теперь ты легко пройдёшь по этому мосту. Тебе это будет даже проще, чем нам или Банугу. И ручаюсь головой, что, как только ты почувствуешь под ногой первый блок, ты инстинктивно поймёшь, как был построен этот мост.
Абель кивнул. Он был благодарен Фрижелю за то, что тот понял его с полуслова и так ненавязчиво дал ему это почувствовать. Но ему всё равно было грустно. А Фрижель тем временем вспомнил об их спорах на улицах Пуабы. Судя по всему, Абелю непросто далось освобождение от принципов отцовского воспитания. Ему с раннего детства вдалбливали в голову, что настоящая сила мужчины заключается в том, чтобы никогда не показывать своей слабости. Он был рабом этой идеи. И чем сильнее Абель чувствовал свою уязвимость, тем больше считал себя слабым и утрачивал веру в себя. И даже если он старался сдерживать свой страх, тот разъедал его изнутри. Фрижель понимал, что не в силах этому противостоять. Как объяснить другу, что он имеет право не быть совершенством? И что его долг перед самим собой как раз и заключается в том, чтобы признать своё отличие, и что только так можно обрести веру в себя. Юноша понимал, насколько это трудно, потому что Абель сразу же впадал в панику при мысли, что ему придётся отречься от ценностей, привитых с детства. Таранкоец отказывался признавать, что эта впечатлительность, которую отец старался побороть в нём, как раз и составляла его очарование, его отличие от остальных и индивидуальность. И что друзьям совершенно не нужна была его сила, которую он любой ценой пытался продемонстрировать, и что они любили в нём самобытность, чувство юмора и доброту. И что в глубине души он был в этом суровом мире гораздо смелее многих, потому что насилие – это всего лишь панцирь, и что истинная сила как раз и заключается в нежелании и в неумении скрывать свою уязвимость. Абель-солдат – это уже не Абель, а грубоватый и недалёкий человек, который никогда бы не стал другом Фрижеля.
Стараясь сохранить равновесие, они шли вперёд над пропастью. Фрижеля раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, его охватывал страх при мысли, что он может свалиться, а с другой стороны, ощущение полёта возбуждало. Но один вопрос не давал ему покоя. Судя по всему, невидимый мост вёл их прямо к каскаду лавы, и Фрижель успокаивал себя тем, что говорил себе, что и лава, скорее всего, является частью иллюзии.
