А что же слышно из дома? Ничего. Нептун, номинально являющийся французской колонией, сегодня ночью пройдёт мимо Солнца, и радиосвязь с Землёй прервётся приблизительно на семьдесят два года. Голоса умолкнут. Единственные новости будут доставлять одинокие корабли, пробираясь сквозь черноту самой длинной из дорог. Они не услышат никакого грохота войны, звона венских сабель или треска английских пистолетов. Если в Париже снова сменится правительство, они узнают о случившемся слишком поздно, чтобы это имело какую-то важность. Никто не узнает, победит ли Тибальт Невидимого Гусара на этот раз, или Доктор Груэл наконец-то преуспеет и сделает Веспертину своей невестой, своей жертвой. Всё это случится без нас.
Я говорю «нас». Конечно, есть пассажирский лайнер, который отходит до того, как линии прервутся. Последний шанс покинуть судно ради цивилизации. По правде говоря, я ещё не решила, поеду ли на нём. Моя съёмочная группа отправляется домой. Билеты у них в нагрудных карманах, каюты забронированы, шампанское уже охлаждается в серебряных ведёрках под полированными иллюминаторами. Марианна, Амандина, Макс, Маргарета, Сантьяго, Гораций, Конрад. Даже мой Раз устал пинать снежки в этой заледеневшей заднице вселенной.
Но как же я? А я не знаю. Я обнаружила себя в конце этого путешествия, которое наметила после смерти дорогого дяди Таддеуса – сколько же у меня было дядьёв? Похоже, каждый мужчина на Луне был моим придирчивым старым дядюшкой разок-другой. Полагаю, это погребальный марш, способный продлиться дольше снов Гадеса. Сатурн, снова Марс, и опять к Нептуну. И я не знаю, закончен ли мой путь. Всегда можно отправиться куда-то ещё. Пока не оказываешься в конце.
[ЛЕВАЯ ПАНОРАМА демонстрирует залитый тёплым светом интерьер помещения по правому борту Энки. Женщины в платьях с переливчатыми кринолинами, достаточно широкими, чтобы под ними могла спрятаться маленькая армия, прижимают руки к стеклу; дождевые капли стекают вдоль их сухих ладоней. Женщины, мужчины и дети одеты в оттенки синего и зелёного – морские оттенки, цвета глубин, и бирюза каждой розетки, изумруд каждой броши нанесены на плёнку вручную кадр за кадром, как делали на студии «Вираго» в старые добрые времена, как делала Клотильда Шарбонно. Одежду выбрали для праздничного вечера: старомодная, семидесятилетней давности, выкопанная из бабушкиного приданого и кофров с костюмами, в точности как их собственная одежда, сшитая сегодня, будет на семьдесят лет отставать от la mode, когда Земля снова окажется близко. Позвякивание люстр похоже на щебет морских птиц, и слышится музыка – клавесины, струнные и барабаны, – но звучит она резко и металлически из-за толщины стекла.]
СЕВЕРИН (голос за кадром)
Сегодня вечером Энки танцует. До восхода Тритона я тоже буду танцевать. Это не та ночь, которую можно провести в четырёх стенах, уютно устроившись с трубкой, книжкой и бокалом. Это конец света, но ещё и новое начало. Это бал Золушки. И в полночь Нептун сбежит от своего принца во мрак, оставив безымянную, одинокую туфельку своих последних радиотрансляций брошенной на звёздном крыльце.
И какие это трансляции: они убили нереиду, которая была полна икры.
[НАПЛЫВ к рыболовецкому судну, размером приблизительно с остров Уайт, на борту которого копошатся тысячи нереидоловов – мускулистых, с обледенелыми бородами, профессиональных охотников, которые выследили и убили существо, а теперь затаскивают его на борт с помощью кранов и гидравлических подъёмников.]
Может быть, они за всю оставшуюся жизнь не поймают больше ни одной, но для них и этой достаточно. Они незлобивые Ахавы, живут ради погони, и сердца этих мужчин и женщин ускоряют биение, лишь когда раздаётся оглушительная фаготовая песнь их жертвы.
[Шторм немилосердно треплет рыбаков; и всё же они выбирают швартовы до тех пор, пока тёмная, громадная нереида не выкатывается на палубу, непристойно раскинувшись. СМЕНА КАДРА: обдирочный цех, белое пространство искусственного песка и кристаллов соли на нижних палубах Энки. Несмотря на свои размеры, нереида выглядит уныло и беспомощно в ослепительно ярком свете, обнажённая и покинутая неведомым богом, который правит этими драконами. Она, в сущности, мертва. Она из рода ихтиозавров: длинную шею венчают две головы, каждую покрывает морской детрит и розовые нептунские миноги, её четыре глаза синие, безжизненные, но до странности похожие на глаза приматов, хоть и располагаются на китообразной голове. Чёрно-зелёное тело, мириады ласт, рудиментарные ноги, оранжевый спинной плавник, хвост, сужающийся на протяжении имперской мили. Её массивное тело заполняет объектив. Изображение подрагивает из-за слегка зловещего эффекта – цветные краски зависают над чёрно-белой плёнкой, по-настоящему не проникая в неё. Нереидоловы вскрывают свой улов с помощью оборудования, предназначенного для промышленной обработки древесины – сперва им удаётся проделать лишь небольшое отверстие. Но из этого отверстия вырывается стремительный поток, трепещущая пурпурная икра, каждая икринка размерам с танцовщицу; они кувыркаются по полу обдирочной, словно жуткие пасхальные яйца. Нереидоловы издают радостные крики; слёзы катятся по их щекам, рассекая рубиновую грязь, оставшуюся от бесчисленных нерождённых детёнышей. СМЕНА КАДРА НА СЕВЕРИН.]
СЕВЕРИН
Нереидоловы сегодня ночью заработали целое состояние. А нереида потеряла всё до последнего гроша. И если в Париже, Лондоне или Нанкине выразят обеспокоенность в связи с сохранением этих поразительных животных – да и всей ксенофауны – после этой ночи его никто не услышит.
[СМЕНА КАДРА с нереидоловов, которые точат длинные ножи, на МАЛЬЧИКА, который чистит свой перочинный ножик. Он опустошает карманы, пересчитывает монеты, потом считает их снова.]
Когда наступает конец света, правила отменяются. Всё разрешено. [СЕВЕРИН улыбается краем рта.] Жители Энки на протяжении недель тщательно придумывали правила для ритуала обесправливания. Парламентскую процедуру соблюли ради благопристойности. [СЕВЕРИН вытаскивает газету с красиво напечатанным заголовком. Зачитывает содержание вслух.] «Последняя официальная передача из Парижа будет идти до тех пор, пока не умолкнет в силу движения Нептуна по орбите примерно через сорок шесть минут после полуночи. На протяжении не более чем семидесяти двух минут после этого – по одной за каждый год, который Земля проведёт вне зоны информационного сообщения – закон и порядок будут приостановлены. Апостериори судебное преследование будет производиться лишь по самым вопиющим преступлениям, убийствам и изнасилованиям, причинению тяжкого вреда Энки или его важнейшим механизмам, а также причинению вреда детям. В этой связи огнестрельное оружие следует сдать в полицейский участок, ибо баллистический снаряд – в лучшем случае непредсказуемый компаньон. Ранг не будет иметь силы или признаваться. Запасы еды и алкоголя будут открыты для населения. Вся прочая контрабанда останется в распоряжении поставщиков, и совет, безусловно, ничего не знает ни о её сути, ни о личности таких людей. Те, кто не желает принимать участие в празднестве, могут запереться в южной сфере города, ворота которой закроются за двадцать минут до полуночи и ни при каких обстоятельствах не откроются до следующего утра».
