Она взглянула на него и спросила:
«Мы будем тут жить всегда?»
«Наверно».
Маленькая девочка вздохнула. Пузырьки поплыли из её рта.
«Есть тот, о ком я скучаю».
«Я много о ком скучаю», – сказал Мальцовый Доктор, окинув взглядом море.
Девочка кивнула.
«Ты знаешь, что это за место?»
«Здесь живут киты».
«Да», – сказала девочка, хоть он и не понял, рада ли она этому.
«Ромашка?»
«Меня зовут не так».
«А как тебя зовут?»
«Северин».
«Северин?»
«Да?»
«Мне кажется, мы больше не в Канзасе».
Северин вздрогнула. Посмотрела на него странно, как будто чего-то ожидая. Её голос сделался резче, взрослей.
«Почему ты это сказал?»
«Не знаю. Мне показалось, так надо».
«Ты это сказал, как будто что-то цитировал. Что такое Канзас? Это планета?»
Мальцовый Доктор вдруг растерялся. Он забыл, как надо плыть в Море Всех Цветов, и резко опустился на песок рядом с Северин.
«Ну, не знаю. Возможно. Звучит красиво».
«Может, это одно из других мест».
«Каких других мест?»
«Мистер Бергамот живёт повсюду».
«О чём ты говоришь?»
Она взмахом руки указала на мальцовых китов над их головами – киты были огромные, словно солнца, и плыли, плыли по кругу, вечно.
«Мистер Бергамот любит пить чай. За чаем он ест миры. И салат с яйцом».
«Я чувствую себя таким одиноким», – прошептал Мальцовый Доктор.
«Не стоит. Есть миллион миллионов миров, с которыми можно играть».
«Мне одиноко», – прошептал он опять, потому что не знал, что ещё сказать.
«Всё хорошо», – ответила Северин. Она положила маленькие ручки ему на плечи. Цвета моря-не-моря стали такими яркими, что Северин и Мальцовому Доктору пришлось закрыть глаза, которые на самом деле не были их глазами. Мальцовый Доктор вгляделся в волны-не-волны и увидел мальцового кита – тысячи китов, которые плыли сквозь буруны. Они взглянули на него в ответ как единое существо, их бесконечные лица-не-лица сияли, словно звёздные вспышки, словно первый кадр безупречного фильма – невозможного фильма, законченного фильма.
«Всё хорошо, – сказала Северин. – Я здесь. Ты наконец-то пришёл домой».
Часть четвёртая. Золотые страницы
Сразу, как только тебя я, богиня, увидел глазами,
Понял я, кто ты, и понял, что ты мне неправду сказала.
Зевсом эгидодержавным, простершись, тебя заклинаю:
Не допусти, чтоб живой между смертных я жить оставался
Силы лишенным. Помилуй! Ведь силы навеки теряет
Тот человек, кто с бессмертной богинею ложе разделит!
[87]Гомер. Гимн к Афродите
Фотография – это тайна, внутри которой есть другая тайна. Чем больше она вам говорит, тем меньше вы знаете.
Диана Арбус
Старушка в домике жила,
В холмах был домик тот.
И коль она не умерла,
Как прежде там живёт.
Матушка Гусыня
«Сияющая колесница, воробьями твоими влекомая»
(«Оксблад Филмз», реж. Северин Анк)
С4 НАТ. АДОНИС, ЛУЖАЙКА В ЦЕНТРЕ ПОСЁЛКА – 16 ДЕНЬ ПОСЛЕ ПРИЗЕМЛЕНИЯ, СУМЕРКИ, 08:49 [3 ДЕКАБРЯ 1944 г.]
[НАТ. СЕВЕРИН АНК плывёт в тёмной воде, держа перед собой один из мальцовых фонарей ЭРАЗМО СЕНТ-ДЖОНА. ЭРАЗМО плывёт следом с её второй камерой в хрустальном контейнере. На плёнке множество пятен, местами прожжены несколько кадров подряд. СЕВЕРИН плывёт вверх, отстёгивая свинцовые грузила с мерцающей компенсирующей сети по мере подъёма. Защитная решётка её водолазного шлема слабо поблёскивает среди теней. Над нею медленно проступает брюхо мальцового кита. Оно невероятно массивное, во всё небо. СЕВЕРИН стремится к нему, тянет пальцы, чтобы коснуться, всего раз, как будто желая убедиться, что такое существо действительно может быть настоящим.
Зрителям навеки суждено замечать это раньше СЕВЕРИН. Щель в боку огромного кита словно открывающаяся дверь. Документалистка тянется к этой щели и невольно оказывается между нею и камерой, отчего сцена выглядит по меньшей мере впечатляюще: внезапно маленькая фигура молодой женщины в центре кадра навеки застывает в позе изумления и стремления к непознанному – и глаз мальцового кита, такой огромный, что едва помещается на экране, открывается вокруг неё.]
Производственное совещание «Тёмно-синий дьявол» «Человек в малахитовой маске» «Сон Мальцового Доктора» «И коль она не умерла, как прежде там живёт»
(Студия «Транкилити», 1961, реж. Персиваль Анк)
Аудиозапись сделана для сведения Винченцей Мако
ПЕРСИВАЛЬ АНК: Я не знаю, как всё закончить. Столько времени прошло, а я всё ещё не знаю. Я не могу изменить историю Рин. Но я думал… я думал, что уж ему-то смогу дать историю получше. Такую, в которой у него были все средства, чтобы отыскать своё предназначение, как положено героям. Такую, где его спасли. Но если кого-то что-то и спасает, то лишь ответы, а у меня их нет. Я подготовил сцену для концовки, застелил кровать, зажёг свечи, а эта сука предпочла мёрзнуть на улице, лишь бы меня разозлить.
МАКО: Но ведь никто и не говорил, что это будет реальная концовка. Помнишь? Всё должно было получиться лучше, чем в реальном мире. В этом-то всё и дело. Именно такой дар мы хотели ей преподнести. Всё должно было иметь смысл. Всё должно было рифмоваться с началом неким неописуемым образом, какой никогда не встречается у концовок в реальной жизни. Мы и не собирались рассказывать истинную историю – всего лишь такую, которая окажется большей частью истинной. Концовка, которую мы запланировали, действительно элегантна, если следовать логике, и «элегантность» важнее «правдоподобия». Ну, право слово, это ведь всегда был наш девиз.
АНК: Эта задумка со сказкой изначально была обречена на провал. Она красивая, но подход к истории получается непрямым. Этим способом можно рассказать лишь об ощущениях. Но нельзя сказать что-то вроде: «Северин Анк умерла от удара током». И нельзя сказать, что не умерла. Язык совсем неправильный. У нас неясности и так выше крыши; нам больше не надо. И, в конце концов, это не детская история. И не взрослая. Это не история Анхиса, Северин или кого-то ещё, это их общая история – и она о том, как они очутились в запертой комнате, понятия не имея, как из неё выбраться.
