Разные формы жизни обладают схожими первичными эмоциями, потому что более высокоразвитые живые организмы, несмотря на процесс эволюции, унаследовали от предшественников древнейшие эмоциональные механизмы. Так, генам, отвечающим за выработку мозгом окситоцина и вазопрессина – гормонов гипофиза, регулирующих в том числе и настроение, – не менее семисот миллионов лет. Скорее всего, они «…возникли одновременно с появлением у животных способности двигаться и принимать решения на основе прошлого опыта», – читаем мы в докладе исследовательской группы из Лёвенского католического университета под руководством Изабель Битс. «Если на дождевого червя внезапно падает луч света, – писал Дарвин, – червь тут же уходит в землю, словно кролик в нору». Но если светить на него долго, то есть пугать продолжительное время, он перестанет прятаться. Такая очевидная способность к обучению на прошлом опыте натолкнула Дарвина на мысль о наличии у дождевых червей «начатков умственной деятельности». Наблюдая за тем, как они оценивают пригодность того или иного объекта для закупоривания норки на период спячки, восхищенный Дарвин отметил, что черви «…заслуживают называться разумными, поскольку действуют практически теми же способами, какие использовал бы в аналогичных обстоятельствах человек».
Вам смешно? Дарвин написал это в 1882 году. А вот цитата из опубликованной в 2012-м статьи профессора Скотта Эммонса под красноречивым заголовком «Настроение червя»: «У червей и у человека работают одни и те же неврологические механизмы». Речь в статье идет не о дождевых червях, а о свободноживущей нематоде Сaenorhabditis elegans
[9] – круглом черве длиной около 1мм. И вот что интересно: этот маленький червячок с длинным латинским названием обладает набором генов, практически идентичных тем, что лежат в основе нервной системы человека, поэтому можно «…провести параллель между структурой связей в нервных системах этих двух организмов». Нервная система C. elegans одна из самых простых и включает в себя триста два нейрона, между которыми семь тысяч связей (для сравнения: человеческий мозг насчитывает около ста миллиардов
[10] нейронов, а связей между ними в 10 000 раз больше). В организме C. elegans отмечается наличие вещества под названием нематоцин, близкого по составу к половому гормону окситоцину и выполняющего приблизительно те же функции: он стимулирует поиски полового партнера. Чем меньше из-за генетической мутации у самца нематоцина, тем менее активно он ищет самку, тем больше времени ему требуется на то, чтобы ее распознать, тем медленнее он начинает спаривание и тем «хуже результат». Бедный парень! Скотт Эммонс, профессор нью-йоркского Медицинского колледжа им. А. Эйнштейна, приходит в своей статье к замечательному выводу нам в назидание: «Подобно тому как на местах, где некогда пролегали древние звериные тропы, возникают современные дороги или шоссе, ныне существующие биологические структуры тоже могут содержать в себе какие-то глубинные первичные черты». И далее он предостерегает: «Было бы ошибкой считать беспозвоночных примитивными созданиями».
Окситоцин приводит к образованию постоянных пар у моногамных грызунов (например, желтобрюхих полевок) или пернатых (среди них зебровые амадины – певчие птицы с полностью расшифрованным геномом) и вообще определяет сексуальное или социальное поведение у разных представителей животного мира. Не будь этого гормона, они потеряли бы интерес к общению, поиску пары, гнездованию и любым контактам с себе подобными. Окситоцин и эндорфины, обладающие эффектом опиатов, вызывают ощущение удовольствия и социального комфорта, свойственное многим животным, включая человека. Ничтожная доза окситоцина немедленно заставляет мужчину-отца с большим интересом возиться с малышом, активнее искать с ним прямого глазного контакта, охотнее с ним играть. При этом повышенное отцовское внимание приводит к ответному выбросу окситоцина в младенческом мозгу, так что возникающая в паре химия – это не сказки.
Случается, человек знает: то, что он сейчас делает, до добра не доведет, – и все-таки продолжает это делать, потому что гормоны захлестывают глубинные отделы его мозга и отключают сдерживающие центры. Таким образом под влиянием гормонов могут вырваться наружу томившиеся в клетке приличий сексуальные желания, и человек, теряя контроль над собой, начинает совершать какие-то действия. Эмоции захватывают мозг, как вооруженные террористы – самолет, а здравый смысл лежит в углу, связанный по рукам-ногам и с кляпом во рту. Секс – предприятие настолько рискованное и сложное, что мы бы на него никогда не решились, не посылай нам мозг химических сигналов с требованиями очередной гормональной «дозы». Звучит как сугубо животный акт. И не только звучит, поскольку это и есть сугубо животный акт, столь же упоительный, сколь пугающе необузданный.
В далеком 1883 году английский натуралист Джордж-Джон Роменс, современник и друг Дарвина, писал в своем труде «Эволюция ума животных»: «Будь перед нами нервная ткань медузы, устрицы, насекомого, птицы или человека, мы без труда увидим сходство ее составных элементов, потому что все они до той или иной степени одинаковы». Зигмунд Фрейд отмечал изначальное сходство нервных клеток у ракообразных и человека. Он понял, что нейрон – сигнальный блок нервной системы животного. По мнению Оливера Сакса, нейроны «…в основе своей остаются неизменными у всех представителей животного мира: от самых простых до самых сложных. Разница лишь в их количестве и организации связей между ними».
Посему слова Вики Фишлок про «один на всех» мозг против истины не грешат. Скорее даже не один, а единый, что у нас, что у безмозглых червей. Не зря же говорится: червь во прахе – и то божья тварь. А что, если каждая божья тварь способна хотя бы на некоторые из ощущений, которые применительно к человеку называются «сомнение», «тревога», «беспокойство», «горечь», «страх», «ужас», «заносчивость», «обидчивость», «надежность», «гнев», «пренебрежение», «ярость», «ненависть», «недоверие», «разочарование», «поддержка», «терпение», «настойчивость», «интерес», «привязанность», «удивление», «радость», «удовольствие», «веселье», «самозабвение», «печаль», «уныние», «раскаяние», «вина», «стыд», «скорбь», «благоговение», «изумление», «любопытство», «юмор», «добродушие», «нежность», «вожделение», «страсть», «любовь», «ревность», «верность», «сострадание», «бескорыстие», «гордость», «тщеславие», «робость», «невозмутимость», «облегчение», «негодование», «благодарность», «омерзение», «надежда», «скромность», «печаль», «безысходность», «справедливость»…
