Тайные военные учения во всех морях и океанах свидетельствуют о том, что мы не можем доверять себе подобным. В марте 2000 года на Багамах несколько китов разных видов вынесло на берег прямо перед домом, где жил Кен. Неподалеку находились британские и американские корабли. На телевидении Майами в новостной передаче «60 минут» Кен заявил, что, по его мнению, в смерти животных виноват военно-морской флот. «Целый месяц они это отрицали. Ушли в глухую оборону». Но в конечном счете признались. «Мои флотские друзья смотрели на меня как на врага, – с некоторым разочарованием прибавляет Кен. – Очень жаль, потому что я патриот. Я служил в армии. Но я один из тех, кто предупреждает об опасности сонара, и поэтому…»
Киты умеют издавать звуки, но у них нет политического голоса. В этом смысле они похожи на коренное население, крестьян, бедных, а также на большинство из нас – тех, кто не имеет своего представительства, кого игнорируют богатые и сильные, но недалекие люди, которые не в состоянии понять, что они и так владеют слишком многим, что они политически едины, но оторваны от самих себя и от мира.
Что такое радость жизни? Это значит с удовольствием работать дни напролет, ощущать невероятную, ошеломляющую красоту мира, замирать от восхищения, сгорать от любопытства, быть исполненным благоговения и с изумлением повторять: «Почему я? Почему я?»
Наша ближайшая цель – найти и идентифицировать китов, разговоры которых мы слышали. На катере Кена мы направляемся в пролив Харо; погода быстро меняется – то осенний дождь, то солнце не желающего сдаваться лета. Две или три чайки следят за косатками сверху.
Вскоре примерно в миле от берега и прямо напротив дома Кена мы приближаемся к двум большим двухтонным косаткам. Такое впечатление, что мы попали внутрь черно-белого фильма: серая вода, серые холмы и черно-белые тела животных.
Нас окружают косатки из стада Л и стада К. Это хорошо. И Кен радуется. Он озорно улыбается и говорит:
– Если бы я не был вынужден жить на суше, то присоединился бы к ним. Плыть по течению. Рыба, семья…
Старая шутка. Он смеется. Но в каждой шутке есть доля правды.
Приблизительно пятьдесят косаток занимают гораздо большее пространство, чем мне казалось раньше. Они плывут на юг ровным строем и равномерно дышат, выныривая с легким плеском, снова погружаясь под воду и снова поднимаясь к поверхности.
Несмотря на кажущуюся непринужденность движений, невольно поражаешься их мощи. Они грациозны и легки, но массивное тело придает каждому движению ощущение рывка. И мне кажется почти невероятным, что они, древние хозяева моря, так нуждающиеся в сохранении всего, что мы у них отняли, еще не исчезли с лица земли. Я с трудом верю, что время и место нашего существования пересеклись. И я очень надеюсь, что они выживут.
Вскоре мы приближаемся к одному из самых любимых косатками мест охоты на лосося, Пайл-Пойнт. Приливные течения создают водовороты у мыса, которые привлекают лосося, а также косаток, питающихся лососем. Рыбакам это тоже известно.
Несколько косаток изгибают спины и уходят под воду. Там их внимание поглощено рыбой. Два других животных на высокой скорости плывут на поверхности, быстро меняя направление, – Кен называет этот маневр «акульим». Они увлечены погоней. Ближайшая косатка, прямо у нас за кормой, – это Л-92. А крупный самец с высоким волнистым спинным плавником – К-25. Он несколько раз бросается из стороны в сторону, разбрызгивая воду, – преследует одинокую рыбину. Потом ныряет. А когда внезапно появляется на поверхности, его размеры и мощь заставляют меня удивленно раскрыть глаза.
– Видишь, как они смещаются к берегу? – Кен объясняет мне происходящее. Косатки прижимают лосося к берегу, сбивая в кучу. – Им некуда торопиться. Они могут поймать около сотни рыб. Косатки будут медленно теснить лосося, стараясь не вызвать панику, собирать в группы, выбирая одну для атаки, или охотиться на отдельных рыб, отбившихся от стаи. Просто теснят их. Такая тактика. Рано или поздно какая-нибудь рыба отстанет или отобьется от остальных. И ее поймают.
Мы описываем круги, чтобы Кен мог закончить сегодняшнюю регистрацию.
Это очень необычное ощущение – плыть среди косаток, занятых охотой. Я задумываюсь над словами Кена, который говорил, что хотел бы жить с ними. Наблюдая за косатками, я понимаю, до какой степени он с ними сроднился. Вместе с ними он ныряет в глубину своих знаний, своей уникальной жизни. По его словам, нас окружают К-22, К-25, К-37, Л-83, Л-116… Он знает, кто они. Знает, где они были. Знает, как они живут, потому что это и его жизнь. В этот момент они – его жизнь. А что касается нашего катера в самый разгар охоты, то Кен, я и косатки согласны, что нам нечего бояться. И я не боюсь. Опасаюсь только за свою камеру: с затянутого серыми тучами неба уже упали первые капли. Плыть среди ныряющих косаток абсолютно безопасно.
Кен наклоняется к телескопическому объективу, ловко управляясь с ним. Среди своих косаток он снова превращается – как всегда – в молодого человека с фотоаппаратом, жаждущего получше их узнать.
Опять повороты и брызги. Все действие происходит на глубине, в том мире, куда они с такой легкостью ускользают и куда мы не можем за ними последовать. Вот чего я боюсь. Не того, что они нападут на меня, а того, что они исчезнут.
– Ну вот, готово, – говорит Кен. – Фотография с рыбой в пасти – то, что нужно.
Мы продолжаем снимать. Эта работа может показаться скучной. Бесконечная идентификация, занесение в каталог, составление таблиц, ведение записей. Тем не менее это прекрасная работа, почти возвышенный поиск более глубокого понимания. И не только китов. Мира. Кто был здесь, рядом с нами? Этот вопрос помогает сохранению памяти. Кто с нами здесь теперь? На протяжении сорока лет Кен повторяет этот вопрос словно священную мантру. И ответы со временем пришли, а вместе с ними и мудрость. Но не просветление. Наши знания поверхностны. Кен может сфотографировать спины косаток, определить их возраст, посвятить все свои дни их изучению. Но они остаются истинными хозяевами своей жизни, такой же естественной и загадочной, как задерживаемое дыхание. Мы нуждаемся в более близком знакомстве. Мы должны использовать редкую возможность узнать этих удивительных соседей, без которых мир был бы беднее.
Дождь усиливается, и окружающая нас вода словно вскипает от падающих с неба капель.
– Заканчиваем, – с сожалением говорит Кен. – Я испортил достаточно камер. Завтра будет новый день.
Убрав камеры, мы медлим. Наблюдаем. Вокруг нас черные плавники продолжают вырезать свои истории на серой поверхности моря. Я торопливо читаю эти письмена, понимая, что скоро волны сотрут написанное, а копии у нас не сохранилось.
Эпилог. Последний штрих
Всякий, кто изучает диких животных, задается вопросом, в чем смысл его существования на Земле. Надеюсь, что для моей жизни есть достаточно веские причины.
Александра Мортон
Когда опыта общения с собаками и другими животными – а также людьми – у меня было меньше, я думал, что глупо называть собак «членами семьи» или других животных – «друзьями». Теперь я думаю, что глупо это отрицать. Я переоценивал верность и преданность людей и недооценивал интеллект и восприимчивость других животных. Мне кажется, сейчас я лучше понимаю и тех и других. Мы все обладаем разными талантами, но у нас много общего.
