– Несколько дней назад, – рассказывает Вики, пока мы неторопливо движемся, – Эклипс ни с того ни с сего принялась метаться. Бегала туда-сюда и кричала. Семья в тот момент растянулась метров на двести, вся малышня ушла вперед, и с ними было несколько взрослых слоних. Ее сын, судя по всему, заигрался с товарищами и не отзывался на зов матери, поэтому она запаниковала. Потом он нашелся, и все опять стало хорошо.
Синтия Мосс вспоминает, как годовалый слоненок настолько увлекся игрой со своими сверстниками из другой семьи, что не заметил, как его родичи двинулись в путь. И они не сразу спохватились, что он потерялся. Покинутый слоненок в ужасе завопил особым криком «потеряшки». Несколько слоних из его семьи тут же повернули на зов, а он что было сил мчался им навстречу.
Если малышей удается возвращать в лоно семьи практически моментально, то слоны-подростки в процессе общения могут увлечься настолько, что отстают по-настоящему.
– Когда они понимают, что потерялись, страшно пугаются, – рассказывает Вики. В шуме ветра, поднимающегося к вечеру, им трудно разобрать знакомые голоса. Вики много раз видела, как слоны бросаются в одну сторону, зовут, прислушиваются, потом бросаются в другую. – Иногда прямо так бы и сказала им: идите во-о-он туда.
Несмотря на постоянные «переклички», в ветреную погоду, когда невозможно расслышать друг друга, заблудиться могут даже взрослые. И тоже начинается паника, метания из стороны в сторону, вопли.
– А воссоединение – это просто слезы, – Вики мелодраматически закатывает глаза. – Сплошное «как у меня только сердце не разорвалось!!!».
Если исходить из поведения слонов, отбившихся от семьи, то чувство, которое их при этом обуревает, иначе как беспокойством или тревогой не назовешь. Вспомним, что беспокойство испытывают и зебры, и ракообразные. И пчела может стать «безрадостной». Нет никакой возможности предположить, что мечущиеся слоны не чувствуют беспокойства. У них не очень выразительная мимика, но, по словам Вики, «на их лицах всегда что-то написано. Мы прямо так и говорим: „озабоченное лицо“, „подозрительное лицо“, „растерянное лицо“ – ну, я не знаю, как описать точнее».
Отбившееся от стаи животное более уязвимо для хищников. Беспокойство при отрыве от клана и тяга к «своим» знакомы представителям многих видов. Поведение заблудившегося слона настолько прозрачно и так похоже на наше в аналогичной ситуации, что можно без малейшей натяжки предположить: вынужденное одиночество в глуши их пугает, а близость к себе подобным успокаивает. Все как у нас.
И это неудивительно. Человек вышел из такой же глуши. Становление нашего мозга и мозга слона проходило в процессе кочевья по одним и тем же землям, населенным одними и теми же опасностями. Счет нашим дням шел под палящим зноем одного и того же солнца, мы коротали ночи под рык и уханье одних и тех же хищников. Все, что они знают, нам необходимо было усвоить. Мы во многом совпадаем, потому что где-то в глубине мы соотечественники. Когда я наблюдаю за пчелами, муравьями и прочими беспозвоночными, ведущими общественный образ жизни, вижу, что их поведение очень отличается от нашего. Оно регламентировано и обезличено. Я сомневаюсь, так ли уж необходимо сознание для обеспечения тех сложнейших функций, которые они выполняют совместно. Возможно, они действуют автоматически, но, может быть, и осознанно. У меня нет ответа.
Но вот передо мной двухлетний слоненок, потерявший мать. Его височные железы источают секрет, а это происходит только под влиянием стресса. Мать действительно где-то бродит, возможно, с самцом, если у нее недавно была течка. Бывает, что молодые мамаши обо всем забывают в компании привлекательных кавалеров. Хорошо, если так, потому что пробавляющийся браконьерством рынок слоновой кости оставил сиротой не одного слоненка.
Ричард Бирн и Люси Бейтс, наблюдавшие за слонами в Амбосели, весьма категорично заявляют: «Слоны проявляют эмпатию». Им доступно чувство сострадания. А как иначе? Они спасают больных, помогают друг другу. Катито один раз увидела слониху с воткнутым в спину копьем и помчалась за ветеринаром. Когда они вернулись, вооруженные ампулами со снотворным и болеутоляющим, то обнаружили, что рядом с раненой слонихой находится еще одна и копья в спине уже нет. Помогла ли она вынуть его из спины, неизвестно, – возможно, оно просто выпало. Но когда в раненую слониху попала ампула ветеринара, подоспевшая товарка ее мигом вытащила. Исследователи видели, как кормят слониху с сильно поврежденным хоботом: сама она рвать ветки и траву не могла, и это делала для нее другая. Рвала и засовывала больной прямо в рот.
Еще необъяснимее случаи, когда слоны приходили на помощь людям. Джордж Адамсон, который помогал выращивать львицу Эльсу из знаменитой книги «Рожденная свободной»
[17], описывает местную подслеповатую слониху по имени Туркана. Ночью она сбилась с пути и вынуждена была заночевать в джунглях под деревом. Внезапно она проснулась из-за того, что к ней тянулась хоботом другая слониха. Туркана обмерла от страха. Рядом с первой слонихой возникли еще несколько. Они принялись ломать ветки и заваливать ими Туркану. На следующее утро ее приглушенные вопли донеслись до слуха пастуха, который и помог ей выбраться из-под завала. Но зачем слоны это сделали? По ошибке приняли за мертвую и пытались похоронить? Вряд ли. Может быть, им передалась ее беспомощность и тогда, из сочувствия и даже сострадания, они укрыли ее, чтобы она не стала жертвой гиен или леопарда? Непонятно. Джойс Пул в своей книге «Взросление со слонами» рассказывает о пастухе, которому слониха-матриарх сломала ногу. Когда его обнаружили, он лежал под деревом, а разгневанная слониха находилась рядом. Пастух отчаянно старался не допустить пальбы. Потом, когда его спасли, он объяснил: после стычки ударившая его слониха поняла, что со сломанной ногой он не сможет идти. Тогда она очень бережно с помощью хобота и передней ноги перенесла его в тень дерева, росшего неподалеку, и привалила к стволу. И потом всю ночь не отходила от человека, время от времени дотрагиваясь до него хоботом, и охраняла его, несмотря на то что вся ее семья ушла далеко вперед.
Эмпатия кажется чем-то из ряда вон выходящим. Бытует точка зрения, что именно эмпатия «делает человека человеком». А вот страх, ведомый всем животным, напротив, считается самой древней и самой распространенной первичной эмоцией. Но оказывается, страх и эмпатия теснейшим образом связаны: эмпатия возникла в глубокой древности, распространена повсеместно, а страх лишь ее разновидность. Удивляться тут нечему. Эмпатия – это способность совпадать с другими по эмоциональному состоянию. Вот, например, одна птица чего-то испугалась, и вся стая срывается с места. Это называется «эмоциональная заразительность». Детский плач заставляет родителей переживать, и это тоже эмоциональная заразительность. Чтобы уловить чужое страдание или тревогу, головной мозг должен выстроить эмоциональное соответствие. В этом сопереживании и состоит эмпатия. Кто-то рядом с вами испугался, и страх передался вам – это эмпатия. Кто-то зевнул, и вы зеваете – опять эмпатия. А начало свое она берет от заразительного страха.
