Буйные головы
Сегодня утром по лагерю ходил отчет, из которого следовало, что за последние десять лет от рук браконьеров пали (только вдумайтесь!) сто тысяч африканских слонов. За последнее десятилетие только в Центральной Африке популяция слонов сократилась на 65 %, и эта тенденция сохраняется на всем континенте.
Цифры меня ошеломили. Диссонанс между чудовищной жестокостью и добрыми семейными существами, которых я успел полюбить всей душой, напрочь лишил меня способности что-либо осознавать. Это абсолютно иррациональная величина, которую я в обитель моего сознания вписать не в силах.
Катито подтверждает, что отголоски истребления ощущаются и здесь.
– В прежнее время в Амбосели было полно гигантских самцов с гигантскими, просто гигантскими бивнями. Теперь их намного меньше. Никакого сравнения.
Слоновая кость – белый материал с очень темным прошлым. Статистика убийств снова пошла вверх по всей Африке и достигла показателей начала девяностых, которые привели к введению по инициативе ООН моратория на торговлю слоновой костью. По мнению Катито, слонов, несмотря на слоновий беби-бум, ждут трудные времена.
У Национального парка Амбосели нет жестких границ, поэтому слоны свободно бродят туда-сюда по всей территории Танзании. Коренные обитательницы Амбосели откочевывают из заповедника, им на смену приходят семьи с Килиманджаро, потом, глядишь, забредут на побывку самцы из Цаво. Формально Цаво считается национальным парком, но это не рай. Браконьеры убивают слонов, егеря и полицейские убивают браконьеров, браконьеры убивают егерей и полицейских. Ружейные выстрелы могут выдать местонахождение охотника, а методы слежения становятся все совершеннее, так что браконьеры вернулись к отравленным стрелам. В 2014-м две такие атаки с интервалом в три месяца привели к гибели одного из крупнейших в Кении экземпляров, слона Сатао, которого умертвили из-за бивней весом девяносто килограммов. Настоящее заказное убийство.
Но если обладатели бивней подвергаются такой опасности, почему не посадить их за забор? Слоны по одну сторону, люди по другую.
Вики категорически возражает:
– Тогда получится не охрана дикой природы, а ее окультуривание, и в долгосрочной перспективе такой заповедник станет подобием зоопарка. Мы уже столько потеряли, что терять еще просто не имеем права, иначе нам охранять будет нечего.
Один из самцов Амбосели отправился на север Танзании, к озеру Натрон. Это, если по прямой, добрых сто сорок километров. Но он, как все нормальные слоны, по прямой не пошел – ведь он настоящий дикий слон. Дикие слоны – часть создавшего их мира, и они сами создают этот мир. Так что на карте стоит первозданность. Первозданность, которая утекает как вода сквозь пальцы.
Большинство из этих слонов, по всей вероятности, пребывают в состоянии глубочайшего стресса. По данным последних исследований, после утраты зрелого опытного матриарха в крови уцелевших слоних повышенный уровень гормона стресса сохраняется как минимум пятнадцать лет и у них падает рождаемость. Вот еще одно доказательство того, что смерть индивидуума отражается на оставшихся в живых.
Биолог Ричард Руджеро, которого я знал по магистратуре, тридцать лет проработал со слонами в Центральной Африке. Он утверждает: «Это животное, которое непостижимым образом понимает, что в его судьбе происходит нечто страшное. Это существо с обостренной чувствительностью, осознающее, что вокруг идет геноцид».
– Они знают, что у нас им безопаснее, – говорит Вики, – поэтому, если где-то начинается беда, они со всех ног бегут назад, в Амбосели.
Бегут, правда, только уцелевшие.
Сразу же за пределами Амбосели нас встречают последствия перевыпаса. В истощении почвы и оскудении растительности виноват домашний скот – стада коз и коров, принадлежащих масаи. Каждый масаи и воин, и пастух. Все они одеты в красные покрывала шука и по традиции вооружены копьями, дубинками рунгу и широкими ножами сими. Волосы масаи убраны в длинные мелкие косички, подхваченные головными повязками с металлическими подвесками.
У легких на ногу масаи свои игры и выкрутасы с властями. Им дозволено в определенное время и в строго отведенных местах пригонять свои стада на территорию Амбосели на водопой и в виде исключения даже пасти их там. Правила эти придумали не масаи, они их только соблюдают или нарушают. Когда их колодцы пересыхают, они поят свои стада в заповеднике, порой по закону, порой нарушая его. Они жалуются, что власти только обещают заботиться о состоянии их колодцев, но ничего не делают. Вот еще один источник раздоров и напряжения.
Для слонов Амбосели самая серьезная опасность, которую надо усвоить, исходит именно от этих людей: туземцев-скотоводов масаи. Такой вот удивительный парадокс, заключающийся отчасти в том, что животный мир Африки долгие века процветал на бескрайних просторах Черного континента вопреки экспансии масаи. Катито, которая сама из этого племени, напомнила мне, что масаи не берут в рот мяса диких животных. Для них это «божья скотина», поэтому на исконных землях народа масаи они всегда водились в изобилии. В 80-е, во время моего первого путешествия в Африку, я много времени провел с моим товарищем масаи. Мы беспрепятственно бродили по равнинам и холмам Лоита, где масаи пасут своих коров рядом с зебрами и газелями, спали в хижине из сухого навоза при свете костра и протирали глаза на рассвете, досматривая сны из самого сердца Африки.
Масаи, о свирепости которых не зря шла слава, многократно разоблачали браконьеров-чужаков и не пропускали их в Амбосели. Так что тамошняя популяция слонов была в относительной безопасности по сравнению с тем, что творилось в других местах.
Некогда земли на тысячу километров к югу от Центральной Кении и чуть ли не половина Танзании принадлежали народу масаи. В 1904 году колониальные власти Британской империи, действуя в интересах европейских переселенцев, оставили масаи всего 10 % их исконной территории, сократив ее до двух резерваций, соединенных коридором шириной восемьсот метров. Вскоре коридор упразднили, и в 1911-м масаи были загнаны в единственную оставленную им резервацию, потому что прибывавшим из Европы фермерам требовалось все больше земли. По большому счету в племенах туземцев и слоновьих семьях белые фермеры видели прежде всего сельскохозяйственных вредителей, виновников потравы, поэтому мириться с их существованием не собирались.
Популяции диких животных начали хиреть и сокращаться после того, как европейцы принялись в них стрелять, захватывать землю и взращивать на ней гроздья гнева, масаи же искони существовали как часть живой природы. Поэтому усилия европейцев по ее сохранению сосредоточились именно на принадлежащих масаи территориях, где обитает максимальное количество видов, живущих в естественных условиях. Вот она, горькая ирония судьбы. В 40-е годы британские власти стали объявлять эти территории заказниками, изгоняя оттуда масаи и отрезая им доступ к источникам воды, служившей им залогом жизни. После того как в 1961 году народу масаи запретили пасти скот в центральной части Национального парка Амбосели, они в отместку ополчились с копьями на слонов и носорогов. В охране живой природы они видели зловещее наследие колониализма, очередную несправедливость.
