На текущий момент беда слонов – слоновая кость. Вот уж настоящая кость в горле. В разрезе времени корень зла – в месте под солнцем. Бедно ли, богато ли живут люди, их всегда слишком много. А за столом, где полно едоков, найдется довольно охотников и на самые жалкие крохи.
Как может уцелеть, со смертью споря,
Краса твоя – беспомощный цветок?
В. Шекспир, Сонет 65
[41] Особенно если смерть тебе несут люди.
Бушующее вокруг море человеческое превращает заповедники в обособленные от остального мира острова. Стремнину времени не удержать, и только за последние сорок лет население Кении выросло в четыре раза, а поголовье слонов за это же время сократилось в пять раз. С начала 80-х, когда мою грудь впервые наполнил воздух Африки, слоны лишились более половины ареала обитания на этом континенте и более половины сородичей. Нет такого слона, над которым не висела бы угроза смерти от руки человека. Но та же угроза висит над головами множества людей в самых разных странах. И куда приведет этот путь, не щадящий ни людей, ни слонов, мы можем только гадать. Может ли ценность человека или слона стать в наших глазах больше? Или меньше? Или меньше уже некуда? Я руками и ногами за цивилизацию, но хотелось бы ознакомиться с планом развития.
«Уважаемый господин Слон,
<…> Попадаются, конечно, и те, кто считает, что проку от Вас нет, что Вы топчете посевы в странах, где косит людей голодная смерть, что у человечества и без Вас забот достаточно, и вешать себе камень на шею в виде слона незачем, они вообще говорят, что Вы предмет роскоши, который нам совсем не по карману. Именно такие аргументы используются каждым тоталитарным режимом, что при Сталине с Гитлером, что при Мао, чтобы обосновать, почему истинно „прогрессивному“ обществу не по карману такая роскошь, как свобода личности. Права человека – это тоже слоны. Право на инакомыслие, на независимость суждений, право на несогласие с властью с легкостью можно задушить и задавить во имя „необходимости“ <…> Во время последней мировой войны в немецком лагере для военнопленных <…> за забором из колючей проволоки нам все время представлялась громоподобная поступь слоновьих стад, шествующих по бескрайним равнинам Африки, и воплощение этой свободы, которую не покорить, помогло нам выжить. Если миру больше не по карману роскошь природной красоты, значит, совсем скоро его захлестнет и раздавит собственное убожество. Я всем сердцем чувствую, что на карте судьба Человека, его достоинство <…>
Нет ни малейших сомнений, что во имя торжества рационализма Вас следует уничтожить, чтобы мы могли занять освободившееся пространство на нашей перенаселенной планете. Нет также ни малейших сомнений, что Ваше исчезновение с лица Земли будет означать пришествие нового, полностью рукотворного мира. Но позвольте заметить Вам, дружище, что в полностью рукотворном мире человеку тоже не будет места <…> Человек – не дело рук человеческих и никогда таковым не станет. Нам навсегда суждено оставаться частью таинства, неподвластного ни логике, ни воображению, и Ваше среди нас присутствие порождает резонанс, который невозможно описать в выражениях науки или здравого смысла, а лишь в выражениях трепета, изумления и благоговения. Вы – это все, что нам осталось от первозданности.
Я наперед знаю, что, встав на Вашу – или, скорее, на свою собственную? – сторону, я рискую получить клеймо консерватора, даже реакционера, „мастодонта“, принадлежащего другому, доисторическому, казалось бы, времени: времени либерализма. Я готов носить это клеймо как орден. Так что, многоуважаемый господин Слон, мы с Вами в одной лодке <…> В обществе торжествующего материализма и реализма поэты, писатели, художники, мечтатели и слоны не в чести – они всем помеха <…>
Вы, уважаемый господин Слон, последняя Личность в этом мире.
Остаюсь преданный Вам друг,
Ближе к закату Дэвид, Шифра и я ждем на берегу реки. Словно по волшебству группа за группой слоны вереницей выходят из зарослей деревьев и через реку вброд движутся нам навстречу. Слонихи, слонята, слоны всех возрастов. Мир знает, что делать. А мы?
Вверх и вниз по течению слоны косяками форсируют реку, чуть колебля ржаво-красную поверхность медленных вод. Их число переваливает за две с половиной сотни, они пьют и общаются. Слоны, погруженные в слоновью жизнь, – вот мера того, сколько еще доброго осталось в мире.
Среди бушующего хаоса они цепляются за свой обиход – подобно людям, во время войны задувающим свечки на именинном пироге. Это то, что они знают, чего хотят. Каждый их шаг – жест надежды, каждый глоток – жест веры. Возможно, надежда и вера – все, что у нас есть. Но это тоже немало.
Поднимаясь от реки вверх по пажитям на ночевку, медленно хватая и срывая траву, жуя, сокращая оставшееся расстояние глоток за глотком, шаг за шагом, они восходят на пологие холмы, что создали их.
Старшие помнят старые пути, теперь отрезанные, распаханные, опасные. В их детстве, когда они шли за своими мамками, эти пути были частью единой земли. Их земли. Понимают ли они? По-своему, наверное, да. Надеюсь, что нет. Боюсь, что это мы не понимаем.
Неожиданно сгустившиеся облака приглушают свет и смягчают краски, заставляя по-новому ощутить душистый запах травы и далеко разносящийся в воздухе птичий щебет. Слоны движутся, словно сотворенное из праха время. Вот Вавилониха, пятидесятисемилетний матриарх семьи Библейских городов, старейшая слониха в популяции. Хотел бы я знать, что она повидала на своем веку. Наверное, насмотрелась. А вот и остальные семьи: Цветы, Бури, Суахили, Горы во главе с Джомолунгмой, Турчанки и Бабочки.
Дэвид глушит мотор, чтобы шум не беспокоил прибывающих слонов, но они разворачиваются, тесно сбиваются вместе и выставляют перископы хоботов. Голоса, лишенные фона двигателя, их страшат. У туристов, которых можно не бояться, постоянно тарахтят автомобили. У браконьеров автомобилей нет. Дэвид, сообразив, в чем дело, поворачивает ключ в замке зажигания, и напряжение спадает.
Совсем близко от нас проходит детная слониха, вызывающе топая и поводя ушами. Она цепляется за ветки и, не скрывая раздражения, продирается сквозь них могучим телом. Мне не по себе, но Дэвид сразу понимает, что столь откровенная демонстрация силы – очевидный блеф. Слониха просто хочет нас напугать. Но что заставляет ее вести себя в присутствии человека так неестественно?
Здесь много молодняка из разных семей, они пытаются латать семейные бреши, оставленные страшными нападениями браконьеров. Одна семья лишилась пяти больших взрослых самок.
– Уцелевшие могут составить новую семью, – поясняет Дэвид, – их сплотит объявленная против них война. Видите Юту – вон ту крупную слониху? Кроме нее, в семье никого не осталось.
Браконьеры ради слоновой кости перебили всех: и Ацтека, и Инка, – никого не пощадили. Это случилось на самой окраине заповедника.
