Но случилось то, что случилось. Волчья стая из долины реки Ламар смогла переместиться на восток от Йеллоустонского заповедника, не встретив сопротивления со стороны конкурирующих стай.
Холодной зимой они перешли существующую лишь на бумаге границу национального парка, как это сделали до них олени, на которых они охотятся.
И под пулями погибла их волчица-матриарх, а еще раньше – самый крупный волк в стае.
Бои не утихают. Спустя два года после того, как штат Вайоминг объявил волкам войну, я готовил эту книгу к печати и узнал, что решением федерального судьи политика штата Вайоминг в отношении волков была признана неправомочной, а Canis lupus был восстановлен в своем природоохранном статусе как исчезающий вид. Но точка в этой истории еще не поставлена, и продолжение следует.
Время перемирия
У коренного населения среди охотников сохранились куда более здравые и реалистические и вместе с тем куда более возвышенные представления о волках (а также прочих хищниках, включая львов и тигров). Представители американских индейцев не раз пытались противостоять официальному возобновлению охоты на волков. Осенью 2012 года Майк Уиггинс, председатель общины Бэд Ривер индейцев оджибве
[61], выразил свою реакцию на официальное открытие первого охотничьего сезона в Висконсине одной фразой: «Неужели у людей не осталось ничего святого?» Для индейцев оджибве «майинган», то есть волк, – священное животное. «Убить волка – все равно что убить брата», – утверждает оджибве Эсси Леосо. Оджибве верят, что майинган пришел в мир вместе с первым человеком, и это недалеко от истины: санитары леса, волки, подвизались вокруг стоянок первобытного человека, не брезгуя отбросами. Их судьбы неразрывно связаны: все, что произойдет с одним, рано или поздно случится с другим. На самом деле так оно и вышло. Бледнолицые видели и в индейцах оджибве, и в майингане соперников, которых надо обуздать. Поэтому в позиции жителей белого американского Запада сквозит стремление «подчинить себе» или «извести под корень». Взгляды коренного населения Америки на животных предполагают извечное существование бок о бок, и причина тут не столько в экологическом сознании, сколько в ощущении глубинного единства, так что такими вот шаманскими бреднями вполне можно выудить истину.
Долгое время животная мощь вызывала в человеческой душе глубокое почтение и стремление не накалять ситуацию без нужды. Разрядка напряженности возникла задолго до ядерного паритета. Она берет свое начало в давние, овеянные легендами времена, когда, желая перемирия, человек прибегал к заклятиям и мольбам, прося существа сильнее и коварнее себя не держать на него зла и смилостивиться. Но, по мере того как человек учился разным хитростям, почтение к зверю сходило на нет. Наше оружие становилось мощнее, и животная мощь не вызывала прежнего уважения. Мы убиваем волков, китов и слонов не потому, что они ниже нас по развитию, а потому, что просто можем это сделать. А раз можем, то говорим себе, что они ниже нас по развитию. Что до отношений между людьми, то в конечном итоге все тоже решают грубая сила и границы дозволенного, которые сильный может себе отвоевать. Ни к моральному, ни к интеллектуальному превосходству это отношения не имеет.
В XVII веке Бенедикт Спиноза писал: «Так как всякое право определяется добродетелью или могуществом каждого, то люди имеют гораздо большее право над животными, чем животные над людьми. Я не отрицаю, однако, что животные чувствуют, а отрицаю только то, что будто бы вследствие этого нельзя заботиться о собственной пользе, пользоваться ими по произволу и обращаться с ними так, как нам нужно; ибо они не сходны с нами по своей природе, и их аффекты по своей природе различны от аффектов человеческих»
[62]. То есть кто прав, у того больше прав, а прав всегда тот, кто сильнее. Как легко действовать с такой позиции – она не подразумевает разницы между человеком и куском мяса.
Заметьте, решающим фактором отнюдь не становится неспособность животных вести переговоры. Люди могут вести переговоры. Но исключительно с позиции силы. Чем сложный язык с развитым синтаксисом поможет своим носителям, если они рабы или угнетенные? Да ничем. И первое, и последнее слово будет за деньгами и ружьями, которым, для того чтобы их правильно поняли, синтаксические сложности не понадобятся. Нам удобно считать, что животные не способны говорить, потому что они просто не могут дать нам сдачи. И среди людей тех, кто слабее, принято давить, их жизни обесцениваются, потому что они – недочеловеки. «Для азиата жизнь не представляет такой большой ценности, как для западного человека, – утверждал Уильям Уэстморленд, один из самых видных военачальников США в период вьетнамской войны. – На Востоке жизнь стоит дешево <…> она для них неважна». Это заблуждение позволяло главнокомандующему американскими войсками во Вьетнаме «отлично выполнять свою работу».
Беспощадность к слабым – одно из основных качеств, «делающих человека человеком». Человек способен и на высокое, и на низменное. В его отношении к братьям меньшим, к природе, к земле, к воде нет сознательной жестокости, потому что большинство действий по отношению к ним можно считать сознательными лишь с большой натяжкой. Но, подобно беспечным любителям курить в постели, он рискует прожечь в ткани будущего немало дыр.
Поразительно: когда животные по отношению к человеку вдруг оказываются в преимущественном положении, они порой относятся к нам куда человечнее, чем мы к ним. Людям не раз приходилось сталкиваться с волками в чистом поле или глухом лесу, и Даг Смит лично может это подтвердить. Тем не менее на территории континентальных штатов не зафиксировано ни одного случая нападения волков на человека. Североамериканские волки, почуяв человека, не рассматривают его как потенциальную добычу, а немедленно обращаются в бегство. Исключений практически не бывает (в 40-е годы двое жителей Аляски получили волчьи укусы, но у животных обнаружили бешенство). В Северной Америке известны всего два случая гибели человека от зубов волка: один в 2005 году в канадской провинции Саскачеван, другой в 2010-м на Аляске, – то есть это меньше, чем по любой другой причине. Разумеется, беспечные туристы попадают в поле зрения волчьих стай, потому преднамеренная либо робость, либо выдержка, которую проявляет по отношению к слабому вполне готовая для нападения группа хищников, рационального объяснения не имеет. Одному Богу известно, что у них на уме.
Самопроизвольное отлучение и изоляция современного человека от окружающего мира привели к деградации его способности понимать, что у животных на уме, а вот животные в ряде случаев эту способность сохраняют. Джон Вейллант в своей книге «Тигр»
[63] рассказывает о подобии согласия, которое издревле существовало между амурскими тиграми и представителями коренных народов Приморья: «Удэгейские и нанайские охотники, в частности, пытались умилостивить тигра, не только стараясь не попадаться ему на пути, но и предлагая ему остатки своей добычи. Иногда тигры преподносили ответные подарки. Местные жители, как русские, так и туземцы, рассказывали, что порой тигры оставляли для „дяди Вани“ мясо – иногда целые туши». Таким образом, в дебрях тайги был достигнут своеобразный паритет сил, который обе стороны соблюдали, руководствуясь соображениями о ненападении. Этот взаимный отказ от применения насильственных методов тем более примечателен, что одна из сторон представляла собой хищный, ищущий мяса ум в хищном же, постоянно требующем мяса теле весом под двести тридцать килограммов.
