Я не вижу ничего.
Лори произносит: «Вот они!» – и для меня это все равно что «Крибле-крабле бумс!».
– Где?
Я поворачиваю голову и смотрю туда же, куда смотрит Лори, но она видит волков, а я не вижу ни-че-го.
Она отходит в сторону от своего смотрового телескопа и делает рукой приглашающий жест. Приникнув к «глазку», я вижу немыслимое зрелище: восемь волков с добычей на расстоянии трех с лишним километров. Когда я смотрю уже в свой телескоп, то примечаю на снегу продолговатую черную… кляксу? Нет, точечки, будто перцем сыпанули. Ну конечно! Вóроны.
К тому времени как волки загнали добычу и режут ее, вороны тут как тут, в великом множестве. Они испокон веков кормятся остатками волчьих трофеев, поэтому в народе ворона нередко называют «волчьей птицей». А вот если тушу оленя бросили в лесу охотники, вороны на нее не слетаются. Волку ворон доверяет. Человеку – никогда. Каждый вороненок знает, что в такой туше может быть яд. Воронята свои уроки учат на совесть.
Но так было не всегда. В скандинавской мифологии Один хоть и почитался верховным божеством и отцом всех богов, но страдал от недостатка зрения, памяти и знаний. Есть он не ел, пил только мед и брагу, а изъяснялся исключительно стихами. Конечно, без посторонней помощи ему было не обойтись. Божественную неполноценность искупала парочка воронов, Хугин («мысль») и Мунин («память») – они летали по всему миру и приносили Одину вести о том, что где случилось. Их место было на божьих плечах, а у ног Одина всегда лежали два волка – Гери («жадный») и Фреки («прожорливый»), которые добывали мясо и пропитание
[64]. Такая вот была единая бого-человеко-вороно-волчья супергруппа, несокрушимая коалиция, чья мощь заключалась в синергетическом единстве. Биолог и автор книг Бернд Хейнрич предположил, что атрибутика Одина отражает «сильный охотничий альянс из забытого прошлого; культура охоты была погребена, когда охотники превратились в скотоводов и землепашцев». А еще в ковбоев и фермеров.
Орнитолог Дерек Крейгхед с изумлением выяснил, что едва вставшие на крыло воронята, вылупившиеся у пары, за которой наблюдали ученые, преспокойно гостят ночью в гнезде, принадлежащем совсем другой паре воронов на противоположном склоне горы. При этом хозяева гнезда дома. «Вороны традиционно считаются территориальными птицами, живущими обособленными парами, – пишет он, – но на самом деле они существуют в рамках разветвленной социальной структуры, куда более сложной, чем нам казалось».
В наличии ума у волков, человекообразных обезьян, слонов и китов сомневаться не приходится, это знает каждый. Несмотря на куда более скромный по размерам мозг, птицы в этом ряду тоже могут занять достойное место, особенно вороны обыкновенные и их ближайшие родственники из семейства врановых: сойки, сороки, галки и грачи. Это действительно умные существа с развитой наблюдательностью и способностью рассуждать, строить планы, реагировать на изменения ситуации, делать умозаключения и проявлять находчивость. Их интеллектуальной оснащенности могли бы позавидовать некоторые хищники, слоны и дельфины: она у них на уровне человекообразных.
В Йеллоустоне вороны тысячелетиями испещряют снежные страницы своими черными восклицательными знаками. Они смогли вписать в перечень своих достижений нечто новое: способность расстегивать «молнии» на туристических рюкзаках. Большие полушария переднего мозга – отдела, отвечающего за мышление, – у воронов и врановых значительно крупнее, чем у прочих птиц за исключением некоторых попугаев. Многие ученые считают, что именно размер полушарий наделил врановых «интеллектом приматов». По отношению к массе тела мозг ворона сопоставим с мозгом шимпанзе.
В ходе одного из экспериментов ворона помещали в абсолютно новую для него ситуацию: c ветки спускалась веревочка с подвешенным на ней кусочком мяса. Чтобы достать мясо, надо было сесть на ветку и клювом несколько раз поддернуть веревочку, все время переступая лапками и прижимая образующуюся веревочную петлю к ветке, пока наконец лакомство не оказывалось у птицы в клюве. Некоторые вороны расщелкивали эту логическую задачку с первого предъявления, то есть не искали решения путем проб и ошибок, а сразу действовали правильно; они понимали причинно-следственные связи и могли представить себе (!) конечный результат. Были случаи, когда вороны ориентировались быстрее, чем двухлетние дети или пудели (для которых ситуация была не в новинку), и при этом вели себя так, словно «их действия – нечто само собой разумеющееся».
Перейдем на личности. Бетти – самка новокаледонского ворона. Эта птица демонстрирует способность находить решение на основе предыдущего опыта. Уяснив для себя, что такое крючок, она самостоятельно сгибает проволоку, чтобы получившимся крючком выуживать еду из сосуда с узким высоким горлом. Когда ей предлагают на выбор несколько отрезков проволоки, она в зависимости от задачи подбирает строго определенный по длине и диаметру. При этом способности Бетти отнюдь не исключительны, она просто пришлась по сердцу сотрудникам научно-исследовательской станции, но на ее месте мог быть любой новокаледонский ворон. Все особи данного вида демонстрируют способность использовать орудия труда для того, чтобы раздобыть еду, причем иногда для достижения конечного результата требуется восемь последовательных операций
[65].
Очень схожие с воронами грачи без труда уяснили для себя принцип действия еще одной «кормушки»: прозрачного пластмассового контейнера с откидывающимся дном и вертикальной трубкой. Для того чтобы вытолкнуть аппетитную личинку, надо бросить в трубку подходящий по размеру камень – а камней птицам предлагали несколько. Когда широкую трубку заменили на узкую, трое из четырех участвующих в эксперименте грачей с первой же попытки хватали камни помельче, а к более крупным, которые из-за своего размера наверняка застряли бы в трубке, даже не притрагивались, хотя раньше выбирали именно их. Потом вместо камня птицам предложили прут, и все четверо мгновенно сообразили, что его надо сунуть в трубку и надавить на донышко, тогда оно откинется и личинка вывалится наружу. Задание усложнили: грачам предлагали пару инструментов: либо слишком короткий прут и с ним подходящий по размерам камень, либо слишком большой камень, а к нему прут нужной длины. Все птицы безошибочно выбрали именно тот инструмент, с помощью которого можно извлечь лакомство. Потом вместо прута им дали ветку с боковыми побегами, из-за которых она неминуемо застряла бы в трубке, – и грачи ловко отщипывали побеги клювами. Когда личинку прятали в маленькое ведерко и в таком виде ставили в контейнер с трубкой, грач брал предложенный прямой отрезок проволоки, сгибал его, просовывал получившийся крючок в трубку, подцеплял ручку ведерка, вытаскивал его и доставал оттуда личинку. Так поступали все птицы, которые участвовали в эксперименте. Они отлично понимали, чего хотят и как этого добиться, то есть демонстрировали способность к умозаключениям, состоящим из посылок и вывода. Какаду, хоть и относятся не к врановым, а к попугаеобразным, когда жизнь преподносит им сюрпризы в виде замкóв, задвижек или защелок, тоже проявляют находчивость не хуже Гудини.
