Наблюдая, как живущие на свободе животные взаимодействуют с окружающим миром на своих условиях, вы понимаете, насколько велики их умственные способности. Начать можно с тех, кто бродит по вашему дому и вопросительно смотрит на вас, ожидая вашей реакции.
Утром я варю кофе и – поскольку в доме холодно – поднимаю москитные сетки и закрываю окна; звонит телефон, и я беру трубку. Чула следует за мной по пятам и заглядывает в глаза, высматривая признаки того, что я готов общаться – или чем-то угостить. Она не понимает, что такое кофе, москитные сетки, телефон. Человек из прошлого, будь он коренной американец из 1880 года или представитель древнего племени охотников и собирателей, не поймет, что я делаю. Разница между моей собакой и вождем по имени Бешеный Конь заключается в том, что Бешеный Конь способен научиться всему, что делаю я (а я, возможно, всему, что делает он). Повторяю: вопрос не в том, похожи ли собаки на нас. Они такие, какие есть. Интересно, какие именно?
Наша двадцатилетняя дочь Александра видит, как наша вторая собака, Джуд, появляется перед сетчатой дверью и выражает желание войти. Обычно собаки входят или выходят вместе, но Чула сейчас в доме. Алекс наблюдает эту сцену и описывает ее следующим образом: «Джуд скулит, чтобы его впустили. Чула подходит к сетке и смотрит на него, словно дразнит, точно так же, как перед игрой; потом она нажимает лапой на дверь, но несильно, как человек, когда открывает ее. Открыв дверь, она снова принимается грызть свою косточку. Она знает, что делает. К тому времени как Джуд вошел, она уже отвернулась. Чула просто подошла открыть дверь, как будто говоря: „Ладно, входи“. За этим очень интересно наблюдать. Алекс хочет подчеркнуть, что „она открыла дверь и вернулась к своим делам, точно так же, как поступила бы я, впустив Джуда“».
Мы надеваем куртки, и Чула с Джудом радуются. Они надеются, – если можно так выразиться, – что мы возьмем их на прогулку. Я открываю дверь и говорю: «В машину», – и они бегут к задней дверце машины.
У реки мы их выпускаем. Конечно, им это нравится. Лебедь видит бегущих по берегу собак, осторожно ступает в воду и отплывает подальше. Собаки заходят в реку до брюха и облаивают лебедя. Он перебирает лапами, чтобы его не снесло течением, – не приближается и не удаляется. Либо лебедь не хочет удаляться от этого места, либо дразнит их, либо не может решить, что лучше, бросить им вызов или спастись бегством. Но период гнездования уже закончился, и лебеди не охраняют свою территорию. Похоже, он дразнит собак, но зачем ему это? Я не знаю, почему он остается на месте, – в отличие от него самого. Может, он так развлекается?
Чула раздумывает, не поплыть ли к лебедю. Совершенно очевидно – она решает, что делать дальше. Заходит довольно далеко, но, похоже, понимает, что у нее ничего не выйдет. Лебедь явно знает, что собаке до него не добраться, поэтому он внимательно смотрит на нее с близкого расстояния, но не двигается с места. Через минуту собаки видят, что развлечения больше не будет, шлепают по воде к берегу и начинают резвиться на суше.
Лебедь продемонстрировал свое понимание необходимости держаться подальше от собак, а также ограниченность их способности передвигаться по воде. С помощью воды он обеспечивает себе полную безопасность, но в то же время остается так близко, что на земле собаки преодолели бы это расстояние в два прыжка, всего за полсекунды. Лебедь продемонстрировал «теорию разума» и способности медиума.
Чуть ниже по течению Чула входит в воду рядом с местом, где плавают несколько крякв. Они тоже отплывают на глубину, но не улетают. Через несколько сотен метров река впадает в пролив Лонг-Айленд. Ширина устья там не меньше ста метров. Посреди реки за мидиями ныряют несколько чернетей – это еще один вид уток. Они не обращают внимания на собак. Но, когда на дальнем берегу появляются несколько человек, все утки как по команде поднимаются в воздух и направляются в сторону пролива. Они пролетают над другими группами покачивающихся на воде чернетей и длиннохвостых уток, те тоже снимаются с места и в панике устремляются к проливу.
Почему утки просто отплыли подальше от своего древнего врага волка (хотя и в одомашненном облике), но запаниковали, едва завидев людей на дальнем берегу? Потому что птицы понимают ограниченные возможности собаки и усвоили, что люди умеют убивать на большом расстоянии – причина именно в этом. Они знают, что люди, возможно, задумали причинить им вред, и они имеют представление о смерти, нападении и опасности. А поскольку за миллионы лет эволюции они не сталкивались с огнестрельным оружием, разницу безопасного расстояния от собак и людей они осознали недавно. Обладают ли они разумом согласно «теории разума»? Этот вопрос теряет свою актуальность по мере того, как становится очевидным все богатство их поведения и восприятия. Интересно другое: что делают птицы и почему.
После возвращения домой я вытираю полотенцем грязную и мокрую Чулу. Она терпит, хотя эта процедура ей не нравится. А вот Джуд, как только я разворачиваю полотенце, ныряет в него и начинает энергично вилять хвостом, беспорядочно щелкать зубами и скакать, как привидение из махровой ткани. Джуду нравится играть в жмурки. Игра заключается в том, что я хватаю и отпускаю его морду, пока он слепо щелкает зубами. Если убрать полотенце, он перестает имитировать укусы и пытается снова завернуться в махровую ткань. Чула не проявляет никакого интереса к игре – и к Джуду тоже, пока он занят такими глупостями.
Потом собаки начинают бегать друг за другом во дворе; в этой игре нет никакого практического смысла. Они обманывают друг друга, бегая вокруг сарая или дома. Чула пытается повернуть назад, чтобы перехватить Джуда, но Джуд останавливается и смотрит, с какой стороны она бежит. Оба знают, что происходит, и, похоже, понимают, что их пытаются перехитрить. Это тоже «теория разума» в действии. Собаки оценивают намерения друг друга, и каждая демонстрирует четкое понимание, что другую можно ввести в заблуждение относительно того, откуда она появится. Это игра, в ней есть и разум, и юмор. Если только они не просто бессознательные механизмы без чувств и восприятия. Некоторые люди продолжают настаивать, что «мы не можем быть уверены». Именно это я имею в виду под отрицанием.
Собака, никогда не видевшая мяч, не принесет его человеку и не положит к его ногам. Но если собака хорошо знает, что такое мяч, она придет и пригласит вас поиграть. Она представляет себе игру, планирует, как ее начать, и реализует план, обращаясь к человеку, который – по ее разумению – знает, что нужно делать. «Теория разума».
Любая собака, которая припадает к земле, тем самым приглашает вас к игре, понимая, что вы можете согласиться. (Такой «поклон» характерен не только для собак; наша енотиха Мэддокс часто приглашает поиграть именно таким образом.) Собаки и другие животные не кланяются деревьям, стульям и другим неодушевленным предметам. Наш щенок Эми кланялась так мячу, когда я первый раз толкнул его к ней. Она предположила, что движущийся по полу предмет должен быть живым, – но только один раз. Через секунду Эми поняла, что это чудесный новый предмет, но он неодушевленный, неспособный реагировать на нее или сознательно играть. Поэтому больше не нужно приглашать его к игре, его можно без ограничений грызть, бросать и царапать.
