Миссис Боннер пришла в ужас. Доктор Килвиннинг облизнул довольно полные губы, так восхищавшие женщин, и показал ровные белые зубы.
Он отчеканил:
— Не стоит винить в своих грехах меня, мистер Боннер.
Парадная дверь стукнула.
— По крайней мере, он ушел, — заметил торговец.
— И вряд ли теперь вернется. О боже, мистер Боннер, посмотрите, что вы натворили! Да еще малышка может расхвораться… И все же я до сих пор считаю, что это обычная мозговая лихорадка, если можно назвать обычным недуг, от которого умирают. И часто!
Миссис Боннер оставалась безутешной.
Она постоянно мыла руки, но никак не могла очиститься от всех своих грехов. Она заставила Бетти расхаживать по дому с раскаленным совком, на котором чадила смесь селитры и купороса — якобы самое действенное средство от инфекций, рекомендованное кем-то из знакомых миссис Боннер. От совка поднимался таинственный вонючий дымок, и домочадцы чувствовали себя еще более несчастными.
Кроме, пожалуй, малышки Мерси. Ее мир оставался материальным, когда не таял во снах. Особенно ей нравилась игра Бетти с дымом, который девочка пыталась ловить. Она любила голубей. Она любила шарики для игры в солитер. Если она и любила свою мать меньше, чем все это, то лишь потому, что в последнее время совсем ее не видела.
Вместо матери стала приходить бабушка.
Поначалу миссис Боннер возложила на себя заботы о ребенке Лоры, вероятно, в качестве искупления, однако вскоре преисполнилась энтузиазма. Разумеется, прежде чем приступать к своим обязанностям, она как следует дезинфицировалась. Она снимала кольца, дрожа в предвкушении, пока ее нетерпеливые юбки шуршали по коридорам, и с упоением вдыхала сладкий запах чистоты, прижимаясь носом к затылку ребенка. Пожилая женщина буквально пьянела от поцелуев, хотя этот тайный порок навевал на нее смешанные чувства, потому что заставлял вспоминать о собственном ребенке, живом, но таком далеком в своем замужестве, и о нескольких других, умерших в младенчестве.
— Кто же я? И кто же я? — спрашивала она, щекоча девочке животик и оглядываясь через плечо, дабы убедиться, что никто их не слышит и не видит. — Я твоя бабушка. Ба-буш-ка!
Дитя это знало.
И миссис Боннер понемногу успокоилась.
На первых стадиях болезни Лора Тревельян вроде бы позабыла про Мерси, однако в тот вечер, когда ей остригли волосы, она очнулась и сказала:
— Я хочу увидеть ее.
— Кого?
— Мою малышку.
— Дорогая, это неразумно, — заметила тетушка, — мы должны учитывать возможность инфекции. Доктор Килвиннинг был бы со мной согласен.
Больная женщина о чем-то задумалась. На лице ее отразилась мука.
— Вдруг мы больше не увидимся? — спросила она.
— Что за мрачные мысли! — воскликнула тетушка Эмми. — А ведь доктор Килвиннинг так доволен твоими успехами!
И тогда Лора Тревельян начала смеяться, хотя смех давался ей с большим трудом.
— Я не умру, — едва выговорила она. — И хоронить меня вам не придется!
— Лора, Лора! — вскричала тетушка, ужаснувшись словам, которые сорвались с запекшихся губ.
— Потому что из нас всех, знаете ли, выживу только я.
— Хочешь глоточек холодного бульона? — поспешила сменить тему миссис Боннер.
Племянница не ответила, но она все равно принесла суп и расстроилась отказу меньше обычного, словно это имело для нее второстепенное значение.
Вскоре Лора сказала:
— Давайте вернемся к вопросу о Мерси. Вы помните Эсболдов?
— Я и думать о них забыла, — призналась тетушка Эмми и хрипло покашляла.
Лора надолго умолкла, пока миссис Боннер не начала предчувствовать нечто ужасное. Кроме того, внезапно в комнате повис тяжелый приторный запах непонятного происхождения, раздражавший ее не меньше, чем молчание племянницы.
Лора открыла глаза. Тетушка никогда не видела у нее взгляда столь ясного и откровенного. Миссис Боннер отвернулась, не в силах этого вынести, и принялась суетливо перебирать щетки для волос.
— Если мне нужно принести большую жертву, — заговорила Лора, — что, конечно, невозможно, то я должна выбрать что-нибудь очень личное, и тогда это успокоит мятущийся разум. Лишь человеческая жертва убедит мужчину в том, что он не Бог.
Она закашлялась. Миссис Боннер стало страшно.
— О боже, мое горло! Он изображает из себя жгучее солнце. Вот во что я должна верить… Это просто игра! Все остальное уже кощунство.
Когда тетушка поднесла к ее губам воду, Лора широко распахнула глаза и сказала:
— Значит, мы должны приносить эту жертву снова и снова, пока не начнем кровоточить. Когда она сможет уехать?
— Кто?
Миссис Боннер задрожала.
— Мерси.
Лора Тревельян облизнула губы.
— К Эсболдам, как и договаривались. Она так добра! И щеки у нее славные. И сливовые деревья, верно? Видите, я хочу отдать столь многое, чтобы доказать: людская правда тоже божественна. В этом и заключается истинная суть Христа! Миссис Эсболд вам все расскажет. У нас с ней общая тайна, она на меня и не взглянула, и я поняла: вопрос лишь в том, кто именно должен принести жертву.
Миссис Боннер пришла в смятение.
— Когда она уедет? — спросила Лора.
— Поговорим об этом в другой раз, — с трудом выдавила из себя миссис Боннер.
— Самое позднее — завтра! — настаивала Лора. — Я обязательно соберусь с силами, я буду делать это всю ночь.
— Да-да, поспи.
— И тогда у меня хватит сил!
Миссис Боннер едва не задохнулась от горя и загадочного запаха плесени.
Лора, видимо, уснула. Лишь раз она открыла глаза и полным муки голосом вскричала:
— О, моя дорогая малышка!
Войдя в комнату чуть позже, мистер Боннер обнаружил супругу в состоянии весьма возбужденном.
— Что за сцена! — прошептала миссис Боннер. — По какой-то причине она решила, что должна расстаться с Мерси, в качестве жертвы, и все-таки отправить ее к Эсболдам.
— Разве нам не следует исполнить ее желание? — спросил несчастный торговец. — Тем более что оно совпадает с вашим.
— О, она же сейчас совершенно не в себе! — воскликнула миссис Боннер. — Это было бы неправильно.
Мистер Боннер редко пытался постичь моральные принципы своей супруги.
— Кроме того… — добавила она, но так и не закончила фразу. Напротив, миссис Боннер приняла таинственный вид, чтобы скрыть ту тайную жизнь, которая началась у нее с ребенком Лоры.
Мистер Боннер предпочел бы и дальше хранить молчание.
