— Теперь, когда все собрались, давайте скорее садиться к столу, — предложила миссис Сандерсон. — Полагаю, вы голодны, мистер Ангус.
— Я всегда голоден, — покладисто кивнул молодой человек, сделавшись на удивление молчалив.
Миссис Сандерсон принялась рассаживать гостей.
— Вы, мистер Ангус, садитесь сюда. А вы, мистер Джадд, туда.
Коснувшись спинки стула, Ангус покраснел и смутился, в то время как Джадд, казалось, видел грустную иронию в ситуации, в которой ему уже приходилось бывать.
Фосс понял, что им придется сесть за стол с бывшим каторжником, и эта перспектива занимает все помыслы юного помещика. Немец задумался, не превышают ли собственные преступления Ангуса, в которых тот мог бы сознаться в порыве откровенности, того, что совершил Джадд. Вероятно, при случае он сумел бы найти в этом утешение. Однако Фосс мигом отринул эту мысль. В нем росла острая неприязнь. Хотя против Джадда-каторжника он ничуть не возражал, в качестве члена экспедиции Джадд вызывал у него серьезные опасения.
— Ну же, — сердито воскликнул мистер Сандерсон, — вы будете садиться или нет?
Гости питали к хозяину глубокое уважение и не ставили под сомнение его превосходство, поэтому молча проглотили обиду и дружно уселись за стол.
Девушки внесли большую супницу и массивные тарелки.
— Насколько я понимаю, мистер Джадд живет где-то неподалеку? — Немец старался говорить доброжелательно, но был готов к любому, даже самому неприятному исходу беседы.
Бывший каторжник лишь перевел на него взгляд и открыл рот. Он понадеялся на помощь хозяина, с каковой Сандерсон медлить не стал.
— Мистер Джадд занял несколько акров на границе нашего участка, — пояснил он. — Как видите, мы с ним ближайшие соседи, к счастью для нас, потому что в любое время можем воспользоваться его помощью и советами.
Джадд принялся за молочный суп с картофелем и сладкими травами и вроде бы совершенно успокоился. Бывший каторжник воспринял защиту Сандерсона как должное или же сделал вид, что ее принимает. Иные из присутствующих тут же изменили свое мнение и задумались, что сказали бы сами, очутись они в подобных обстоятельствах. Джадд продолжал есть свой суп. Чужое мнение его не волновало.
Ужин удался на славу. Подали большое, хрустящее запеченное седло барашка, блюдо со свежими ароматными сливами, и сдобренная вином беседа потекла самым приятным для всех образом.
Вечер шел своим чередом. Он был не из тех, на которых обсуждают важные вопросы. Это стало ясно по особому освещению и атмосфере. Миссис Сандерсон намеренно не давала гостям углубляться в серьезные темы и получала удовольствие, вспоминая званые вечера времен своей юности с музыкой и играми. Она раскраснелась и часто поглядывала на мужа, который предотвращал стычки между друзьями дома собственными методами. Он принялся рассказывать об их житье в Рейн-Тауэрс, начиная с прибытия двух молодых белокожих англичан на запряженных быками повозках с небогатым имуществом, и как они сперва обгорели дочерна, потом покрылись волдырями и наконец загрубели, но самое главное — навеки закрепились в тех землях с помощью привычек своей новой повседневной жизни. Перед мысленным взором слушателей воочию вставали простые и яркие образы прошлого, хозяин тем временем добавлял к ним впечатления о диких зверях, о любимом ружье, о холодных родниках в горах или об одичалом псе, которого не смог приручить. Как-то раз, когда он пробирался через заросли папоротника верхом, лошадь задела копытом человеческий череп. Вероятно, он принадлежал какому-нибудь каторжнику, что сбежал из прибрежных поселений в поисках рая, по мнению несчастных находящегося где-то на севере континента.
Рассказчик описал череп столь подробно, что Ральф Ангус буквально ощутил, как раскидистый папоротник прорастает сквозь его собственные глазницы. Джадд внимал молча. Фоссу временами казалось, что его молчание исполнено глубочайшего смысла.
Вскоре гости разбились на группы и беседовали при мерцающем свете камина или же дремали, прикрыв веки. Немец подошел к бывшему каторжнику, сидевшему в стороне, и решил с ним поговорить. Облокотившись о стену и скрестив лодыжки, он навис над Джаддом в своей обычной манере и не без церемоний спросил:
— Скажите-ка, мистер Джадд, вот вы владеете землей и все же готовы покинуть ее на время экспедиции, сколько бы та ни продлилась? — Фосс решил предоставить бывшему каторжнику лазейку.
— Да, — солидно ответил тот. — Жена у меня крепкая, оба сына тоже привыкли к трудностям.
В ответе не промелькнуло ни тени сомнения.
— Должно быть, вы твердо убеждены в необходимости подобных экспедиций, — заметил Фосс, все так же глядя на Джадда сверху вниз.
Исследователь вспомнил, как в предыдущем путешествии обнаружил известняковую глыбу, которой природа сообщила почти человеческие формы, исполненные схожей задумчивой простоты. Каторжник сказал:
— Мне доводилось бывать на северо-западе страны. Вам наверняка говорили. На основании этого опыта я считаю долгом предложить колонии свои услуги.
— Несмотря на допущенную по отношению к вам несправедливость?
Немец искренне заинтересовался подобным проявлением парадоксальности человеческой натуры. Хотя по части парадоксов он был еще тем специалистом, данный случай показался слишком странным даже ему. Поэтому он продолжал изучающе смотреть на поселенца, словно теперь они поменялись местами и иностранцем сделался Джадд.
Джадд беззвучно шевелил губами.
— Несмотря на… да, пожалуй, — ответил он, не поднимая глаз.
— Со временем я надеюсь узнать вас получше, — проговорил немец.
Бывший каторжник скривил губы и хмыкнул то ли с сожалением, то ли с недоверием, на что задумавшийся над собственными недостатками Фосс не обратил внимания. По сути, удовольствие от знакомства с Джаддом, как он себе его представлял, обернулось разочарованием: скала не поймет скалу, камень не сойдется с камнем, разве что в противоборстве. В силу своего характера Фосс тоже был каменной глыбой, только более рыхлой, с включениями осколков нервов и темных минеральных отложений, чье предназначение определить не так-то легко.
Джадд уклончиво заявил:
— Я — человек простой.
Что означало: сверхсложный, заподозрил Фосс.
— И обязуюсь стараться по мере сил. Сделаю все, что зависит от моих рук. Видите ли, образования я не получил, книг не читал. Зато смыслю в заботах насущных. Вдобавок у меня есть то, что называют чутьем на буш, проверено не раз. В общем, таковы мои профессиональные умения. И еще выносливость. Впрочем, это само собой. Ведь я смог выжить.
Он громоздил слова друг на друга, будто камни.
Фосс смотрел сверху вниз на массивную, тронутую сединой голову Джадда и отчего-то не чувствовал своего превосходства. Порой ему становилось тревожно. Это бремя угрожало его безграничной свободе. Поэтому он нервно пожевывал усы, горько кривил губы и качал головой, готовясь вступить в бескрайнюю страну то ли каменных пустынь, то ли туманных гор, то ли роскошных тропических лесов. Пока земля эта принадлежит только ему. Душа его должна раньше всех, словно по праву первой ночи, мучительно трудно проникнуть во внутреннюю часть континента. Никто из присутствующих, как он подозревал, оглядываясь по сторонам, не познал собственный разум настолько, чтобы подготовить себя к бремени подобного опыта. Кроме, пожалуй, каторжника, чьи помыслы были ему недоступны. Каторжник побывал в аду и, как выразился он сам, смог выжить.
