— Еще слишком рано, — предположила Лора, делая карандашный набросок сада с нового ракурса.
— Или мистер Пэлфримен, — сказала Белла. — Уж мистер Пэлфримен мог бы написать!
На кузину она не смотрела. Лора нахмурилась, поглядев на сад.
— Это не входит в его обязанности. Он же не глава экспедиции.
— Ах, дорогая моя Лолли, — вздохнула Белла, беря ее за руку и прижимая ее к себе, словно котенка.
— Белла, ты невозможна! — рассмеялась Лора, которой перспектива давалась плохо.
— Ты же сама сказала, что мистер Пэлфримен — приятный человек! В тот день, когда корабль отплыл. — Белле Боннер кузина казалась восхитительно-загадочной, чем бы она ни занималась, будь то рисование в беседке или прощание с возможными поклонниками. — Мама считает, он очень милый.
— Чрезвычайно милый, — согласилась Лора.
— Даже Том полагает — я сама у него спросила, — что мистер Пэлфримен весьма хорош. Разве только телосложение у него хрупкое. И все же слабость здоровья может сделать человека чутким и внимательным.
Лора развеселилась.
— Так считает Том?
— Нет! Маменька… — Белла вспыхнула.
— Похоже, бедный мистер Пэлфримен стал предметом нешуточного обсуждения.
— Дорогая моя Лора, я буду так счастлива! — Белла погладила кузину по руке.
Лору раздражало, что Белла заставляет своих близких есть сладости, которых сама еще не попробовала. Девушка рассмеялась, освободила руку, взяла карандаш и одним длинным росчерком провела по бумаге, едва ее не порвав.
— Ты испортила свой набросок! — вскричала Белла.
— Да, — кивнула Лора. — Он вышел неудачным.
Она нарочито небрежно смяла рисунок, словно подзадоривая любимую кузину.
Тем летом сверкающий зеленый смех Лоры буквально витал в воздухе. Дни стояли теплые и ничуть не душные, полные запаха гвоздики с резкими нотками рваных листьев эвкалипта и одуряющего аромата роз, накатывающего страстными порывами. Упоительные дни. Ликующая зелень обвила окна, столбики балконов и даже ручки на воротах.
Что именно стало причиной ликования, никто не знал, но все чувствовали: что-то происходит. Домочадцы смотрели на Лору, пытаясь угадать, в чем дело, она же расхаживала по саду среди зарослей прохладных цветов или неожиданно появлялась в дверных проемах, шурша юбками, или под шпалерами, в расцвеченном пятнами света сумраке, или у окон, которые открывала резким движением рук, взлетавших вверх вместе с подъемной рамой и игравших зеленым отливом на фоне сочных плетей плюща с глянцевыми листьями. Губы ее изгибались не столько от улыбки, сколько от удивления.
Той весной Лора и сама не до конца понимала, что именно происходит, зато чувствовала небывалую полноту жизни и замечала, как плоть роз обретает неповторимую индивидуальность, когда срезала длинные остроконечные бутоны или тяжелые распустившиеся цветы, которые осыпятся уже к вечеру.
— Эти долго не простоят, мисс, — попробовала как-то возразить Роуз Поршен, носившая за молодой хозяйкой корзину.
— Да, — ответила Лора. — Я знаю.
Женщина возмущенно поцыкала:
— Лепестки рассыплются по всем столам и коврам! Будет жуткий беспорядок.
Девушку розы буквально завораживали, и она продолжала срезать распустившиеся цветы, в которых деловито сновали пчелы. Лора склонилась над кустом, и лицо ее розовело до тех пор, пока ей не пришлось прикрыть глаза, ослепленные всем этим великолепием. И тогда она попалась. Черные одеревеневшие побеги держали крепко. Как бы она ни дергалась, как бы ни трясла старый куст, тот не отпускал. Девушка невесело рассмеялась, рассердившись на свою беспомощность, и позвала:
— Помоги мне, Роуз! Где же ты? Сделай что-нибудь!
Женщина поставила корзину на землю и легко высвободила свою хозяйку. Девушка смеялась, но лицо ее заливала краска, потому что она здорово рассердилась.
— Посмотри, я не поранилась? — попросила она.
— Вроде бы нет, — ответила Роуз, — но полагаю, что да.
Переведя дыхание, женщина подняла корзину. Возиться с цветами не входило в ее обязанности, и все же ей было приятно этим заниматься, ведь с тех пор, как она потяжелела, люди в доме принялись над нею подшучивать.
Впрочем, появившаяся на балконе миссис Боннер не думала веселиться и смотрела вниз с хмурым видом. Роуз не выходила у нее из головы.
Однажды миссис Боннер подошла к племяннице, когда та разучивала новую мелодию, села рядом и сказала:
«В самом деле, Лора, пора уже придумать, как нам быть с Роуз. Насколько я знаю, некая миссис Лодердэйл держит заведение специально для женщин в подобном состоянии и для их несчастных деток… Точно не знаю, надо посоветоваться с миссис Прингл и подумать».
Тетушка Эмми пристально вгляделась в лицо племянницы, словно та была деревом, в дупле которого что-то скрывалось, а вовсе не девушкой, занятой разучиванием арпеджио.
«Да, тетя. Конечно», — ответила Лора, с трудом справляясь с этюдом.
Лора такая эгоистка, вздохнула про себя миссис Боннер.
«Никто-то мне не помогает…» — пробормотала она.
И миссис Боннер удалилась.
Теперь тетушка стояла на балконе и вроде бы вдевала ленточку в чистый чепец, но смотрела при этом на Роуз.
Роуз обернулась, увидела хозяйку и все поняла — она понимала многое…
— Там миссис Боннер. Наверно, ей от меня что-нибудь нужно.
— Я так не думаю, — твердо сказала Лора.
Лора Тревельян много размышляла о судьбе Роуз Поршен, однако решения пока не нашла. В отличие от тетушки, не находившей себе места, она была спокойна, хотя чувствовала, что это затрагивает ее лично, причем весьма близко. И она продолжала размышлять, хотя ее вера в разум уже ослабела. Скажем так, Лора готовила свой разум к откровениям. И эта подготовка, природа которой была скорее физической, нежели духовной, занимала большую часть времени, причем особенно насыщенно она происходила посреди цветущего сада, полного крупных, пышных роз, в обществе беременной женщины. Иногда тени их соединялись на земле. Тяжелая от золотистого солнца девушка чувствовала в собственном теле биение пульса другой женщины и вследствие этого была спокойна как никогда, сдержанно весела и терпелива. Направляясь к дому, она тщетно пыталась укрыться от палящего солнца под легким зонтиком и наконец поверила в общность их плоти. Тело, как убедилась Лора, обязательно отыщет единственно верное решение.
Стоявшая на балконе миссис Боннер почувствовала свою беспомощность, продернула ленточку через накрахмаленный чепец и вошла в дом.
— Новостей от немца пока нет, — проговорила Роуз Поршен, чьим обыкновением было утверждать очевидное, вместо того чтобы пытаться сгладить возможную бестактность вопросом.
