— Так я и подумала, — сказала миссис Боннер, — Роуз уже вам накрыла.
Мужчины вышли из кабинета и присоединились к остальным, которые тем временем прохаживались в ожидании обеда по мощенному желтой плиткой холлу. Прохладный камень гасил смех молодежи и приглушал голоса тех, кто разговаривал лишь бы поговорить. Том и Белла порой предавались этому развлечению часами. Еще к ним присоединились недавно прибывшие супруги Пэйлторп. Мистер Пэ, как иногда называла его миссис Боннер, — правая рука ее мужа, в коем качестве был совершенно незаменим, а также весьма кстати разнообразил их воскресные обеды. Мистер Пэ обладал лысиной и густыми усами, напоминающими пару дохлых птиц. Его сопровождала жена, прежде служившая гувернанткой, особа в высшей степени сдержанная во всех своих проявлениях, будь то выбор шали или поведение в домах богачей. Супруги Пэ смиренно ожидали приглашения к столу и чувствовали себя вполне непринужденно, поскольку за много лет изрядно поднаторели в практике самоуничижения.
— Спасибо, но я не останусь! — сердито сказал немец.
«Грубиян», — подумала миссис Боннер.
«Иностранец», — подумали супруги Пэ.
«Человек, который мне, в конечном итоге, совершенно безразличен, — подметила Лора Тревельян, — хотя пришел он сюда, разумеется, вовсе не по мою честь. Что это со мной?!» — удивилась сама себе она.
Смех и чужое общество иногда преисполняли эту девушку жалостью к себе, однако она вовсе не желала расставаться с одиночеством и сейчас старательно отводила взгляд, особенно от мистера Фосса.
— Как это — не останетесь? — возмутился хозяин, сглатывая слюну.
— Если уж таково намерение гостя, — вмешалась миссис Боннер, — то уговаривать его вы бросьте.
— У тебя получился скверный стишок! — засмеялась Белла, целуя мать.
У этой девушки давно вошло в привычку игнорировать гостей в присутствии своих домашних.
— Тем больше мяса достанется мистеру Пэ! — вскричал лейтенант Рэдклиф, нетерпимость которого проявлялась даже в его шутках.
— При чем здесь, скажите на милость, мистер Пэ? — запротестовала жена бедняги и тут же хихикнула, чтобы ублажить хозяев. — Думаете, он голоден как лев?
Все расхохотались, даже мистер Пэ показал зубы из-под усов, так похожих на пару дохлых птиц. Он был человеком весьма целеустремленным.
В результате про немца почти позабыли.
— Я уже приглашен в другое место, — сказал Фосс.
Впрочем, вряд ли стоило говорить это тем, кому было все равно.
Из распахнутых кедровых дверей доносились такие запахи, что ожидание из-за несговорчивого немца, преграждающего путь к долгожданному обеду, сделалось особенно невыносимым.
— Если мистера Фосса ждут в другом месте… — начала миссис Боннер специально для того, кто незнаком с хорошими манерами.
— Очень жаль, старина Фосс! — оживился лейтенант, который с удовольствием избавился бы от этой помехи, кинулся в столовую, рубанул шпагой по сочной вырезке и смотрел, как из той течет сок.
Однако хозяин дома все еще чувствовал ответственность за гостя. Он просто обязан был сказать ему напутственное слово.
— Держите меня в курсе, Фосс. Желательно ежедневно. Нам нужно еще многое решить. По утрам вы всегда найдете меня в магазине. Да и после обеда я тоже там. Держите меня в курсе!
— Разумеется, — ответил немец.
В конечном итоге он ушел под смех и разговоры леди, которые ринулись в гостиную, обсуждая проповедь и шляпки, и сели за стол, а джентльмены машинально придвинули им стулья. В какие бы выси ни воспарял его взор, сейчас немец медленно брел в тяжелых сапогах по гравиевой дорожке. Равнодушие доносящихся из особняка голосов, пусть и совсем приглушенных, воспринимается как осуждение. И тогда он зашагал быстрее, чувствуя себя все более несуразно и горбясь все сильнее.
Он не умел вести себя в обществе, у кого-то даже вызывал неприязнь. Всю дорогу эта неприязнь была очевидна и самому Фоссу. В такие моменты он становился узником собственного тела, к которому его духу приходилось возвращаться в присутствии других людей. И поэтому он так яростно шагал вперед. Он чувствовал себя калекой, даром что не хромал. В той части Поттс-Пойнта стояло несколько особняков как у Боннеров, откуда за ним могли наблюдать сквозь приоткрытые ставни. Баррикады из лавровых кустов дерзко слепили его своими глянцевыми листьями. Укоренившись в песчаной почве, они быстро вытеснили местные кустарники; упрочив, таким образом, свои позиции, дома богачей бросали вызов любым незваным гостям — будь то подозрительный человек или неказистое туземное растение.
Фосс свернул за угол и пошел прочь, вниз по склону холма. На просторе ему дышалось легче. Ветер с моря, даже пахнущий стоячей водой и водорослями, приятно ворошил бороду. Слева, в окне домика из досок-горбылей, откуда торговали кусочками маринованной тушеной свинины, увядшими яблоками и лакрицей, стояла старуха и смотрела на него во все глаза. Фосс на нее даже не взглянул. По пути ему попадались и другие домики-магазины, потом питейное заведение с привязанными снаружи лошадьми. На них Фосс тоже не посмотрел. Он шагал по дороге, сердито отгоняя мух, которым бриз ничуть не мешал. Борода его развевалась на ветру. Под открытым небом он смотрелся жилистым и крепким, хотя за ним и тянулся шлейф пережитого унижения, и он двигался слишком быстро, время от времени нервно поглядывая на деревья справа, где вроде бы и смотреть было не на что. Сквозь заросли виднелась бухта, тянущаяся вдоль дороги в город. Ее воды поблескивали, словно белки глаз, напоминая Фоссу кое-кого из встреченных сегодня людей, поэтому никакого утешения, по крайней мере при данных обстоятельствах, не несли.
Иностранец вошел в город, миновал собор, казармы и отправился в Королевский ботанический сад, где выбрал дерево потенистее и приготовился отбыть в свой мир пустынь и мечтаний. Но покоя ему не было. Руки немца нервно шарили по земле, натыкаясь на мелкие ветки, стерню и камни его унижения. Исхудалое лицо совсем высохло и походило на череп, обтянутый кожей. Мимо проходил седой бродяга в поношенной касторовой шляпе, медленно жуя черствый хлеб, посмотрел на Фосса и отломил ему кусок.
— Возьми, — предложил довольный старик, — заморишь червячка — легче станет.
— Я уже ел сегодня, — растерянно проговорил немец, отвлекаясь от своих грез. — Причем недавно.
И старик в шляпе ушел, бросая крошки птицам.
Сидя под деревом, немец ощутил новый прилив унижения. Однако оно было всего лишь наказанием за великие свершения, ожидавшие его в этой стране, обладать которой он имел полное право. По песчаной земле проходили ничего не ведающие люди, ели хлеб на ходу или мясо в своих каменных особняках, а тем временем худощавый человек сидел под искривленным деревом, познавая каждую увядшую травинку с ним рядом, замечая каждый сустав на ноге муравья.
Зная так много, я узнаю все, заверил он себя, прилег и тут же уснул, медленно вдыхая знойный воздух новой страны, которая ему открывалась.
