Молодая женщина расхаживала по знакомой комнате, среди равнодушной мебели, но этих двух близких существ настигла буря цветов куда более темных, чем страсти людские. Пока их покачивало, швыряло и бросало, беспомощность и отчаяние окрасили кожу женщины в уродливую коричневу. Что ей было делать? Чувствуя, как его затягивает водоворот сверхъестественных опасностей, дитя могло хотя бы криком позвать на помощь мать и надеяться на спасение. А вот матери уповать было не на кого, и она совершенно растерялась.
— Душа моя, душа моя, — шептала Лора Тревельян, целуя девочку. — Мне так страшно!
Поцелуи подарили младенцу иллюзию безопасности, он успокоился и заснул. Мать видела, как на него спустилась благодать сна. И тогда ей пришло в голову помолиться о любви и защите Высшей силы, однако она не решалась, потому как страшилась осознать невозможность защитить это доверчивое дитя. Только ближе к вечеру она прониклась всей глубиной собственного отступничества и ощутила полную опустошенность.
Когда Лора наконец нашла в себе силы для молитвы, она не стала преклонять колена, лишь робко присела на краешек стула с прямой спинкой. Она выговаривала слова медленно и четко, надеясь, что они выйдут за пределы ее разума. И все же она молилась. Не за себя, ведь на себя она давно махнула рукой, не за ребенка, ведь он все равно спасется в Судный день. Она молилась за того, ради кого построила ковчег любви. Она молилась снова и снова за Иоганна Ульриха Фосса, пока не получила вместо будничного хлеба слов божественную пищу.
В тот вечер Лора Тревельян сидела и слушала, как тетушка делится с дядюшкой подробностями пикника Принглов, хотя в истинной подоплеке ее рассказа ни у кого не возникло ни малейших сомнений.
— Воздух был такой бодрящий! — объявила миссис Боннер, восторженно вздыхая. — Все держались любезно, некоторые даже проявляли хорошую осведомленность, ведь столько путешествуя по свету, поневоле наберешься всевозможных знаний. Не забыла ли я упомянуть, что среди гостей присутствовало несколько офицеров с «Наутилуса» и «Фенхеля»? Ничего удивительного! От Уэверли до нас такая разбитая дорога! Жуткая тряска, и хуже всего был поистине адский путь к дому судьи де Курси, чья жена, как выяснилось, истинная леди с самыми лучшими связями в Лестершире, и нам показали и оранжереи, и сады! Во время этой маленькой экскурсии я выслушала чрезвычайно интересную лекцию о топиаре
[35] от мистера Бэджери — вы наверняка слышали, мистер Боннер, о мистере Бэджери, корабельном враче с «Наутилуса», который сопровождал Уну Прингл во время ее последнего к нам визита.
Мистер Боннер мог целыми вечерами не отвечать на реплики супруги, и при этом они прекрасно друг друга понимали.
— Так вот, по всей видимости, мистер Бэджери известен миссис де Курси, и он принадлежит к семье, занимающей весьма высокое положение в обществе, благодаря матери, с которой живет между плаваниями, потому как при всех своих многочисленных достоинствах до сих пор остается холостяком!
Лора, несмотря на принятое решение, пожалела, что не смогла прогуляться по дорожкам вдоль обстоятельных, мужественных, аккуратно подстриженных живых изгородей, касаясь их рукой. Временами ей так не хватало этой обстоятельности…
Миссис Боннер помолчала, завязывая узелок, который требовался для ее искусной работы.
— Прости, Лора, что не спросила про Мерси, — сказала она. — Я и сама весь день из-за нее переживала.
— Прости, тетя, если мы доставили тебе неудобства, — ответила Лора. — Похоже, я переволновалась напрасно. Однако не могу же я пренебрегать обязанностями, исполнять которые поклялась!
Миссис Боннер промолчала. В тот момент мистер Боннер неловко заерзал. Лицо постороннее, возможно, и не уловило бы нежной привязанности между супругами, но они действительно были парой, даже находясь в ссоре, их соединяли многочисленные запутанные, нерушимые, неосознанные узы.
Поэтому, дождавшись, когда принесут чай, мистер Боннер приступил к делу. Он встал у камина, который был центром дома и где горел скромный огонек, потому как вечера стояли холодные. Он сказал:
— Послушай, Лора, ты ведь девушка разумная, и мы должны принять в отношении этого ребенка соответствующее решение.
Лора не ответила. Она похолодела, сплела пальцы и смотрела, как корчится пламя за каминной решеткой.
— Ты должна понимать, что данное положение недопустимо, как бы тебе ни хотелось оставить себе чужого ребенка!
— Это противоестественно, что ты так упорствуешь в своей привязанности. Ты ведь юная девушка! — вздохнула миссис Боннер.
— Будь я замужем, — ответила Лора Тревельян, — вряд ли бы что-нибудь изменилось.
Жалкий огонек разгорался острыми, тонкими, отчаявшимися языками пламени.
Миссис Боннер фыркнула.
— Но ведь у ребенка нет фамилии! — заметила она. — Меня, мягко говоря, удивляет, что ты не считаешь нужным поразмыслить хотя бы об этом.
— Я помню про мой долг и попытаюсь вам отплатить, — ответила Лора, — только, пожалуйста, выберите какой-нибудь другой способ. Если уж у Мерси нет фамилии и вас это оскорбляет, то я могу дать ей свою. Надо было подумать об этом раньше. Ну конечно!
— Подумай о своем будущем, ведь подобный шаг может его разрушить, — сказал дядюшка.
— Мое будущее, — вскричала племянница, — в руках Господа!
Она гордо подняла голову. Дым от камина сделался невыносим, навевая мучительные мысли о далеких краях. Лора чуть подалась вперед и пообещала:
— Я вынесу все, чему вы меня подвергните. Быть стойкой я умею!
У миссис Боннер забегали глаза.
— Ах, да у нее истерика! — воскликнула она, потянув невинную ниточку, следовавшую за иголкой в ее рукоделии. — Мы всего лишь хотим тебе помочь, дорогая Лора. Мы ведь тебя любим!
Они действительно ее любили. В этом и заключалось самое страшное.
К счастью, с террасы в комнату вбежала Белла. Она ездила к Принглам на ужин и вернулась в экипаже сестер Анвин, которые тоже проживали в Поттс-Пойнте.
— Я прервала какую-нибудь важную беседу? — поинтересовалась Белла между делом.
Мистер Боннер нахмурился.
— Юные леди, которые вот-вот выйдут замуж, в комнату заходят, — назидательно проговорила ее мать, — а не вбегают.
И тут же по привычке спросила, боясь пропустить что-нибудь важное:
— Есть новости?
— Еще бы! Уна наконец-то решилась взяться за Уобурна Макалистера!
— Что за манера выражаться! — возмутился отец, который в лоне семьи старался поддерживать высокие стандарты этики.
— Деньги к деньгам. Так и надо! — одобрила миссис Боннер. — Впрочем, беднягу Макалистера жаль, слишком уж он увяз в скотоводстве. Придется теперь ему добавить к своим стадам еще одну глупую курчавую овцу!
