Тетушка Эмми вспомнила виденную некогда пьесу, где всех актеров расставили полукругом в ожидании сцены, подготовленной драматургом с необычайным мастерством, и понадеялась, что ей удастся контролировать свою сценку не хуже, чем ему. Однако бедняга позабыла, что она вовсе не драматург, а просто актриса в великой пьесе жизни.
— Эсболды, — проговорила тетушка Эмми, глядя на Лору из-под опущенных век и трепеща ресницами, словно свет был чересчур ярок, — Эсболды, — повторила она, — держат лучшее стадо молочных коров в Пенрите. И домик у них прелестный. Свинки тоже есть. А больше всего тебе бы понравился домик, Лора, ведь весной он просто весь в цвету! Фруктовые деревья прелестно цветут по весне, мистер Эсболд, не правда ли?
— Деревья там хорошие, — кивнул мужчина.
— В таком здоровом, красивом местечке маленькая девочка не может не вырасти счастливой! — предположила миссис Боннер.
Миссис Эсболд облизнула губы.
— Разве у вас нет своих детей? — спросила Лора, не чувствуя собственного тела.
— Увы, — коротко ответила женщина, опустив глаза.
Она принялась с виноватым видом оправлять юбочку на ребенке.
— Должно быть, вас это очень печалит, — проговорила Лора.
Ее сострадание тронуло бесплодную женщину, и та ответила благодарным взглядом.
У миссис Боннер сложилось впечатление, что происходит нечто, чего она не понимает. И тогда она воскликнула почти игриво:
— Лора, разве ты не готова отдать Мерси миссис Эсболд? — Потом, с надлежащей случаю серьезностью, добавила: — Я убеждена, что несчастная мать бедного ребенка была бы весьма благодарна, если бы узнала, что судьба ее крошки устроилась так удачно.
Лора не смогла ответить. Она чувствовала, что настал момент принятия решения, вот только зависело оно вовсе не от нее, а от некой высшей силы. И разум ее был не в состоянии с ней тягаться.
— Ты взяла бы ее, Лиз? — с сомнением спросил мистер Эсболд.
Его жена задумчиво ерошила волосики ребенка, словно готовилась совершить поступок крайне бесчеловечный.
Дитя не поморщилось.
— Да, — ответила женщина, вглядываясь в невозмутимое лицо малышки. — Она знает, что я ее не обижу. Я не обижу вообще никого!
— Но возьмешь ли ты ее? — спросила мужчина, которому хотелось поскорее вернуться к тому, в чем он понимает.
— Нет, — ответила женщина. — Она никогда не станет нашей.
Губы на ее приятном, деревенском лице искривились, потому что она действительно совершила поступок бесчеловечный, только по отношению к самой себе.
— Нет-нет, — повторила она. — Я ее не возьму.
Поднявшись, женщина быстро и осторожно усадила ребенка на колени юной леди.
— Тогда у нее было бы слишком много матерей!
Все позабыли про миссис Боннер, роль которой свелась к тому, чтобы проводить Эсболдов до дверей. После этого она тут же ушла наверх.
Поскольку Лора Тревельян тоже ощущала свое бессилие, она продолжала сидеть, где сидела, и поначалу едва ли заметила неуемную Мерси. Несмотря на важность того факта, что ребенок остается, эта немалая победа вовсе не была окончательной. Ни одну победу нельзя считать окончательной, поняла несчастная Лора, и перед ее взором замелькали видения дальних пустынь. Она с безудержной нежностью трогала его лицо там, где кончается кожа и начинается жесткая борода, пока девочка не испугалась — сперва взгляда матери, потом ее всепоглощающей страсти, и взмолилась, чтобы ее отпустили.
Из-за собственного вероломства миссис Боннер теперь немного побаивалась племянницы, хотя они и разговаривали друг с другом веселыми голосами, если только не избегали общения, ведь это было несложно, учитывая предсвадебную суматоху.
За два дня до церемонии Принглы дали бал в честь Беллы Боннер, которую любили все. Провести его решили в бальном зале Академии танца мистера Брайта на Элизабет-стрит, поскольку он был гораздо удобнее для тех гостей, кому пришлось добираться морем с Северного берега до центральной части города. Судя по аренде столь фешенебельного заведения и слухам о приготовлениях к мероприятию, Принглы собирались потратить значительную сумму, в результате чего в городе вскоре только и говорили что об их бале — и те, кого позвали, и особенно те, кого не позвали. Иные даже высказывали мнение, будто появляться на публике в положении хозяйки просто неприлично, на что ее сторонники замечали: в таком случае бедняжке вообще следовало бы провести почти всю жизнь взаперти.
Утром назначенного дня миссис Прингл, уже тяготившаяся своим состоянием, тем не менее приступила в сопровождении своих дочерей Уны и Флоренс к украшению зала, точнее, наблюдала за тем, как пара могучих садовников художественно расставляет многочисленные горшки с цинерариями; сами же леди в это время стояли, склонив головы набок, или втыкали веточки аспарагуса везде, где только можно. Господин Брайт, учитель танцев, имевший богатый опыт проведения торжественных мероприятий, внес множество практичных предложений и был поистине неоценим в их воплощении. К примеру, он нанял оркестр, предварительно посоветовавшись с мистером Топпом. Также он порекомендовал свою знакомую, избавившую миссис Прингл от утомительнейшей обязанности приготовления ужина на столько персон, хотя подробности вроде степени близости к распорядительнице банкета и его личной выгоды так и остались неизвестны. В глазах миссис Прингл он был человеком всеведущим и надежной опорой, в то время как два его молодых племянника проявили похвальную прыть в натирании полов, бегая по свечным стружкам до тех пор, пока паркет буквально не загорелся под их сапогами, а один из младших помощников не упал крайне неудачно.
С наступлением вечера включили газовое освещение, в туалетных комнатах и буфетах закипела жизнь, повсюду засновали почтенные женщины в черном, расставляя предметы первой необходимости, кои могут понадобиться леди: одеколон, пастилки от кашля, безопасные булавки, иголки и нитки; для угощения гостей обоего пола подготовили самые разнообразные виды мяса от местных торговцев, в избытке, но без излишеств, всевозможные овощи, нарезанные самым замысловатым образом, бисквиты с кремом и желе, колышущиеся под шапками взбитых сливок.
И только комната комнат, бальный зал, оставалась пустой, пребывая в мистическом оцепенении, нарушаемом лишь шипением газа, пока из галереи не донеслись первые хрупкие ноты незримого оркестра. Тишина и ожидание давили на стены с такой силой, что едва не разорвали их изнутри, разбив вдребезги волшебные зеркала, развеяв золотую дымку и синие газовые глубины, разбросав повсюду драгоценные листья цинерарий.
Гости Принглов начали понемногу просачиваться внутрь, затем ручеек постепенно расширился и хлынул нескончаемой рекой. Явились все, кого звали, и даже те, кого, откровенно говоря, и позвать не могли. К примеру, с улицы забрело несколько пьяниц. Их бледные, одутловатые физиономии замаячили на берегах лиловых цветов, приведя в ужас или в ярость тех, кому давно удалось выдворить уродство из своей жизни. Порядок восстановили быстро. Слуги положили безобразию конец, выставив непрошеных гостей в ночь, из которой те пришли, и вскоре память о них померкла в блеске мундиров галантных морских офицеров и в дымке юных дев, обретавшихся по краям зала или скопившихся в прохладных уголках.
