– Будь осмотрительной. Если я узнаю, что ты мне неверна, пострадает он, – и Собчак выразительно кивнул на её ещё плоский живот. – Я не признаю его своим. И тогда его в этом доме не будет.
Варя никогда прежде не сталкивалась с такими мужчинами, как Анджей Собчак. В деревне у них были работящие мужики, кормильцы своих семей, с крестьянской сметкой, знающие своё дело, разбирающиеся в народных приметах, чтоб собрать славный урожай. Иногда могли крепко выпить, даже побуянить, а потом – вновь на пашню. И хозяйства крепкие были у них в деревне, и мужики рукастые да смекалистые, и семьи не бедствовали, пока мужик в доме есть.
Польский же пан ходил дома в бордовом бархатном халате (аки барышня, отметила про себя Варя). Он любил вальяжно развалиться в кресле, расставив голые коленки в разные стороны. Он имел крупную фигуру, коротковатую шею и заметный животик. При этом у него был мелкий рассыпчатый смех, словно у какой-то злобной старушонки. Так у них смеялась на рынке старая Сара Абрамовна вслед покупателю, когда ей удавалось обмануть его. Дородный мужчина смеялся как-то по-женски, скорее, хихикал. Иногда смех его был натужный, словно бы ему вовсе не было весело, а смеялся он через силу. Если его не видеть, а слышать лишь его смех, то можно было его принять за немолодую истеричную даму.
Варе неприятен был не только его смех, но и сам пан Собчак. Когда ей приходилось слышать его смех, то ей казалось, что у неё словно кошки по спине скребли когтями. Сразу хотелось встряхнуться и сбросить с себя всё: и кошек и этот мерзкий смех.
Пожалуй, по смеху запросто можно определить, каков человек на самом деле и что он представляет из себя. Варя чувствовала неприятие этого мужчины. Она бы никогда такого не полюбила.
А вот Данута очень переживала из-за него. Его частые и долгие отлучки из дому, невнимание к ней и, наконец, последняя сцена с подозрением в неверности и грубостью по отношению к Варе – всё это она воспринимала как свою вину.
– Что я сделала не так? Отчего он так ведёт себя со мной? Я перебрала в уме все наши дни, проведённые вместе, все наши разговоры – и не могу понять, в чём я оступилась, где дала ему повод подозревать себя? – Данута была крайне расстроена, делясь с Варей сокровенным.
– Барышня, вы бы так не переживали, вам ведь нельзя, – ответствовала ей горничная. – Вы о ребёночке лучше подумайте.
– Так я о нём как раз и думаю, – Данута не говорила ей об угрозе мужа избавиться от ребёнка, если возникнут подозрения в её неверности. – Хочу, чтоб ребёночек рос в хорошей обстановке, где его все любят, а мама с папой живут душа в душу.
Данута зажала в ладони платочек, вспомнив последнюю сцену. Неужели он на это может решиться? Нет, никогда, её муж на такое не способен! – ответила она сама себе. Ей очень-очень хотелось, чтобы муж у неё был идеальным, чтобы всё было хорошо в её семейной жизни, иначе зачем она выходила замуж. А ведь она выходила один раз и на всю жизнь. Она не собирается, как Анна Каренина, бегать по любовникам и искать чего-то лучшего, чем её муж. Почему же он так себя ведёт? Зачем он сказал ей те страшные слова?…
– Барышня, да не убивайтесь вы так, – Варя пыталась отвлечь разговорами Дануту от дурных мыслей. – Вот у нас в деревне…
Она рассказывала о деревенских семьях, о разных случаях в семействах, о том, как живут люди между хорошим и плохим, между горем и радостью. При этом она следила за лицом хозяйки в надежде, что та, слушая её, отвлечётся и забудет хоть на время своего Анджея.
Варя видела, как пан Анджей кичится своим польским происхождением. Он не раз подчёркивал, что они с Данутой – это Речь Посполитая, а остальные – люди низшего сорта. С одной стороны, он презирал русских, с другой – вынужден был признавать их превосходство над ними, поляками. Они проиграли и потому должны подчиняться.
Поляки пытались сбросить с себя ярмо, но только крепче увязли в нём. Первый польский мятеж начался 24 марта 1794 года в Кракове, был провозглашён Акт восстания, присягу принёс Тадеуш Костюшко. Он издал «Поланецкий универсал». Часть поляков поддержала его, другая часть – саботировала. В Варшаве польские якобинцы устроили террор – в Великий четверг на Страстной неделе шла массовая резня русских поляками. В ответ на эти действия пришла русская армия во главе с Суворовым и взяла Варшаву, усмирив польское восстание. После этого в 1795 году произошёл третий раздел Польши между Австрией, Пруссией и Россией
[14] и окончательная ликвидация польского государства.
Второе польское восстание случилось в 1830–1831 годах. В ноябре 1830 года закопёрщиком выступило тайное шляхетское военное общество в школе подхорунжих в Варшаве. Его возглавил некто Хлопицкий. Николай I отказался от переговоров с мятежниками, а те не знали, что делать дальше. Народ был недоволен пассивностью руководства восставших, и вскоре Хлопицкого заменили коалицией Национального правительства. У власти оказалась консервативная шляхетская верхушка. Одна из целей их была – низложить Николая I.
В ответ прибыли русские войска. 8 сентября 1831 года они вошли в Варшаву через открытые городские ворота. Граф Паскевич, польский главнокомандующий, написал царю: «Варшава у ног Вашего Величества».
После этого Польша стала провинцией Российской империи, получила название Привислинского края и отныне делилась на губернии. Там ввели систему мер и весов, принятую в России, но католическую веру не трогали.
Поляки стали выезжать в Европу, разнося повсюду полонофильство и русофобию. Некоторые зарубежные политики принялись открыто выражать поддержку полякам. Ответ им дал сам Александр Пушкин.
Варе вспомнилось, как она училась в церковно-приходской школе. Учителем у них был приехавший из города Константин Николаевич Хохлатов. Он неторопливо ходил между рядами парт, заложив руки за спину, иногда покашливая в кулачок, и рассказывал детям урок. А когда он спрашивал домашнее задание, у Вари всегда были выучены все уроки и потому она тянула руку выше всех. Она помнит, как в один из морозных январских дней, аккурат после Крещения, она отвечала урок учителю. На улице лежали белые снежные сугробы, и в классе было необычно светло от белого снега за окном. В углу, уютно потрескивая поленьями, топилась русская печка, наполняя помещение теплом. Крестьянские дети в заплатанных одёжках, по-школьному сложив руки перед собой, тихонько сидели за партами и внимательно слушали. Варя вышла перед классом и объявила:
– Александр Сергеевич Пушкин. «Клеветникам России».
О чём шумите вы, народные витии,
Зачем анафемой грозите вы России?
Это было стихотворение-обращение к французским депутатам и журналистам, выразившим сочувствие польским бунтарям, появившееся в печати после взятия Варшавы.
…И ненавидите вы нас…
За что ж? Ответствуйте, за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, пред кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?
Вы грозны на словах – попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясённого Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?…
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России
Среди нечуждых им гробов.
– Молодец, Прохорова, – похвалил её учитель, поглаживая бородку. – Ставлю отличную оценку. А вы, дети, берите пример с Вари, как она отвечает урок и декламирует стихи.
