Филипп молчал. Он понимал, что Савелий вырос без отца, без его твёрдой и направляющей руки. Но ведь и он сам, Филипп, тоже вырос без отца и смог пробиться в жизни. Смог устоять от соблазнов лёгкой наживы, от дурных компаний, от кривой дорожки. Почему же Савелий не устоял, попался на чужую удочку?
– Помоги мне, ты же мой брат! Ведь меня могут приговорить к высшей мере. Неужели ты это допустишь? Помоги мне бежать отсюда, никто об этом не узнает.
– Почему ты только сейчас вспомнил, что я твой брат? Почему ты не пришёл ко мне, своему брату, когда ступал на скользкий путь? Почему ты слушал какого-то Абрашу, но не пришёл ко мне, своему старшему брату? Тогда я не нужен был тебе, мои советы тебе были ни к чему. Ты считал себя умнее меня, ты нашёл способ добывать лёгкие деньги. Чего ты сейчас хочешь от меня? Чтобы я ради непутёвого братца, государственного преступника, нарушил присягу?
Савелий видел, что Филипп не склонен к тому, чтобы помогать ему бежать. А ведь это его единственная и последняя надежда.
– Слушай, ты же не хочешь быть Каином? – пытался достучаться он до братского сердца. – Мы сейчас с тобой, как Каин и Авель. А если матушка узнает, что ты предал меня, не помог мне спасти жизнь?
Филиппа даже передёрнуло от таких слов. В ответ на сказанное он чётко произнёс:
– Запомни: я тебя не предавал. И никого никогда не предавал. И присягу свою на верность царю и Отечеству не предам.
– Хорошо тебе! Пристроился возле чужой жены, графини, вот и делаешь вид, что ты уже высшего сорта человек. А ты – наш, Прохоров, из нашего двора вышел, один хлеб на всех делили. А у меня нет такой графини, мне самому надо на жизнь добывать.
Филипп едва сдержался, чтобы не ударить Савелия. Но как только мог спокойно ответил:
– Ты ни разу не пришёл ко мне с просьбой помочь. Я бы нашёл тебе способ зарабатывать. В крайнем случае, начал бы, как я – конюшни чистил бы, навоз носил. Но ты не хотел моего совета, моей помощи. Ты слушал какого-то Абрашу. Вот и иди теперь к нему, проси помощи, пусть он тебя вызволяет.
Уже подойдя к двери, он твёрдо сказал на прощание:
– Ты выбрал свой путь сам и не надо меня обвинять в нежелании помочь. Я честно служу Родине и не пойду на преступление даже ради тебя.
Филипп вышел, а Савелий, оставшись один, взвыл по-звериному. Его последняя надежда рассыпалась в прах.
Данута долгое время страшилась выходить на улицу, опасалась выпускать Янека – чтобы Анджей Собчак силой не увёз их в Польшу. Но проходило время – дни, недели, месяцы – и ничего не случалось. Никто нигде их не караулил, никто не подстерегал, не ловил их в подворотнях.
Данута устала бояться. К тому же, время излечило страх. Они без боязни ходили по улицам города. Пустые угрозы Анджея уже не пугали Дануту. Она охотно гуляла с сыном по Двинску или же она отпускала мальчика на прогулку с Варей.
Как-то раз Янек заговорил о гимназии.
– Варя, ты мне покажешь, где я буду учиться? – спросил он после завтрака.
– Конечно, милый. Тебе же скоро надо готовиться к поступлению в гимназию, на будущий год будешь туда поступать. Вот и пройдёмся сегодня, я покажу тебе её.
Они ушли на прогулку. Так было всегда. К обеду они должны были вернуться. Часы в столовой тикали, а Янека с Варей не было. Внутри у Дануты неприятно заныло. Она нервно ходила по комнате и поминутно оглядывалась на дверь. Та не отворялась. Что делать?
Хуже всего было то, что Филипп находился на службе. У них там был аврал, какой-то преступник сбежал из-под стражи. Посоветоваться, попросить помощи не у кого.
Внезапно она оделась, схватила зачем-то зонтик, хотя дождя не было, и бросилась на улицу. Она собиралась искать своих пропавших, хотела бежать по улицам и бульварам и спрашивать у прохожих, не видели ли они мальчика с няней.
Проносясь из квартиры мимо дворника, старательно подметавшего двор, она услышала:
– Ах, вы дома, госпожа Данута! А ваших-то забрали!
– Кто? – похолодев, обернулась к нему Данута.
– Да вот намедни барышня ваша с мальчонкой возвертались домой-то, а тут карета подъехала, схватили их архаровцы какие-то, запихнули туда и всё. И увезли.
Данута почувствовала, что теряет опору. Ей надо было сесть. Она вернулась домой, упала на кровать и разрыдалась. Стук в дверь заставил её вскочить. Неужели вернулись? Или это была выдумка дворника?
Она открыла дверь. На пороге стоял мальчишка.
– Вам просили передать, – буркнул он и сунул ей в руки послание.
Это было корреспонденция от Анджея Собчака. Он сообщал, что увозит сына домой, в Варшаву. Если она хочет видеть сына, а заодно и любимую свою Варю, пусть последует за ними. Своим ходом. Пусть сама теперь думает, как ей добраться до Польши, это не его забота.
На второй день Данута решилась обратиться к руководству Двинской крепости. Она, конечно, понимала, что служба превыше всего и в любом другом случае готова была ждать, сколько надо. Но сейчас ей очень нужен был совет и поддержка Филиппа. Она совершенно не знала, что ей делать, как поступать.
Тщательно напудрившись перед зеркалом, чтобы не были видны следы её слёз, она направилась к Двинской крепости.
Попав на аудиенцию к генералу Яшмину – единственному, кто мог её сейчас принять, Данута скромно попросила отпустить к ней мужа хоть на несколько часов.
– Я понимаю, что у вас тут служба, что он занят, но у меня такие обстоятельства сложились, что мне нужно срочно увидеть Филиппа Прохорова, адъютанта генерала Прокофьева.
Генерал Яшмин внимательно посмотрел на неё.
– Сударыня, боюсь, вы не скоро сможете его увидеть.
– Почему же?
– Он арестован по подозрению в государственной измене.
– Что?! – изумлению Дануты не было предела. Она могла ожидать чего угодно, только не этого.
– Он оказался родным братом государственного преступника, находящегося у нас под арестом, и скрыл это. А теперь злоумышленник бежал и все подозрения ложатся на него, Филиппа Прохорова. К тому же, своим поступком он поставил под удар генерала Прокофьева. Вашего мужа ждёт трибунал.
Данута была в отчаянии. К Филиппу её не пускали. Она не понимала, что происходит. Как ужасное подозрение могло пасть на него? Ведь он не способен на предательство. Служение Отчизне было для него превыше всего.
Разлука с сыном выматывала душу. Ещё ни разу за всю жизнь они не расставались с ним. Что делать, что делать? Рядом не было ни одного родного человека. Некому было сказать подбодряющее слово. Она ходила по Двинску, по жухлым октябрьским листьям, не зная, куда и зачем идёт. Возвращалась в пустые холодные стены, где не было никого из тех, кого она любила и хотела видеть.
Данута попыталась обратиться к родственникам, но жена её дяди на пороге заявила, что ей следует воротиться к мужу и не позорить свой род. Даже внутрь не пустила, поговорила с ней, как с какой-то кухаркой.
