– Ты же сам виноват, сам себе дорожку выбрал. Я тебя на неё не толкала.
– Хватит меня учить! Только укорять и умеете. Кусок хлеба дать – это вам в голову не придёт, а попрекать, что не тем хотел заработать себе на хлеб – это сколько угодно.
Варя поняла, что брата надо покормить. Она предложила пойти с ней.
Они зашли во дворец с чёрного хода, Варя оставила его у дверей и прошла на кухню.
– Тёть Дусь, есть у нас что-нибудь дать скитальцу? Стоит у дверей, надо бы ему дать что-нибудь, а то он давно в пути, проголодался.
Тётя Дуся сразу же позвала его к столу.
– Пусть сюда зайдёт, я его горяченьким накормлю. Супчик пусть поест.
Савелия провели в кухню, усадили за стол. Евдокия от души подкладывала ему добавки, приговаривая, что в пути надо хорошо питаться.
Когда трапеза была окончена, путник с неохотой поднялся из-за стола и… И тут в кухню вошёл граф Собчак. Видно, ему кто-то доложил, что в доме находится чужой. Он увидел незнакомца и строго спросил:
– Это кто в моём доме?
Варя готова была провалиться сквозь землю. Она знала, что граф её недолюбливает. Теперь, когда он узнает, что её родной брат – сбежавший из тюрьмы колодник, выгонит немедленно. И перед тётей Дусей неудобно – выходит, обманула её. Теряя слова, она попыталась что-то сказать:
– Это… это мой братец младший, Савушка.
– Кто его сюда впустил? Почему он такой оборванный?
– Он сейчас уйдёт, – поспешила заверить хозяина Варя.
– Ты кто? Как ты посмел войти в мой дом? – Собчак тряс Савелия за шкирку. – Я тебя сейчас в полицию сдам!
– Мне нельзя в полицию, – попробовал отбиться нежданный гость.
– Это ещё почему? Ну-ка, признавайся, – и граф обратил выразительный взгляд на Варю.
Пытаясь выровнять сбивающееся дыхание, она, поправляя складки на форменном платье горничной, произнесла, не узнавая своего голоса:
– Он из тюрьмы сбежал.
Тётя Дуся охнула и всплеснула руками. Анджей Собчак уже представил, как он сдаёт полиции беглого преступника и получает за это заслуженную награду. Он перевёл тяжёлый взгляд на Савелия и на всякий случай поинтересовался:
– Что ты натворил?
– Я это… против царя. Мы царя хотели скинуть…
Он уже приготовил покаянную речь о том, что более никогда, ни-ни, никаких свержений самодержавия, но граф вдруг опередил его.
– Против царя, говоришь? – как истинный поляк, он ненавидел русское самодержавие, а царя вообще считал личным врагом – ведь он, польский шляхтич, должен ему служить и покоряться.
– Оставайся в моём доме, – барственно похлопал он Савелия по плечу. – Отныне ты будешь под моей защитой.
Он приказал позвать пани Ванду. Когда та явилась, он распорядился:
– Пристрой этого молодого человека. Найди ему работу в поместье и крышу над головой. А ты молчи о своих «подвигах», а то длинные языки приведут сюда жандармов.
Адам осторожно прикоснулся губами к плечику Малгожаты, потом – к её нежной шейке, где под его губами билась тоненькая жилка.
– Какая ты дивная и притягательная! – прошептал он со срывающимся дыханием. – И кожа у тебя мягкая и бархатистая…
Он опустился губами чуть ниже.
– Какая у тебя красивая грудь, – сказал он.
Малгоша, словно ожидая этих слов, тут же, будто невзначай, проронила:
– Моя грудь будет ещё красивее, если на ней будет бриллиантовое колье.
– Нет! Для мужского глаза женская грудь прекрасна именно обнажённая, откровенная, безо всяких прикрас.
«Вот болван! Тупой мужлан», – со злостью подумала Малгоша. Он не понял намёка.
Аист принёс в дом Собчаков маленькую девочку. На следующий день после этого события граф вошёл в комнату Дануты. Он сел напротив её постели. Оба молчали, говорить им было не о чем. Каждый ждал, что говорить начнёт другой.
– Ну что, дорогая супруга, – первым заговорил граф, – поздравляю с рождением нашей доченьки. Надеюсь, она принесёт долгожданный мир в нашу семью. Я снимаю с тебя домашний арест. Отныне ты можешь выходить за пределы дома. Но без детей! – он выразительно поднял указательный палец. – А за дочь я хочу преподнести тебе подарок.
Он взял жену за руку, другой рукой достал из кармана и надел ей на палец золотое кольцо с бриллиантом в двенадцать карат. Вообще-то, он хотел заказать ювелиру камень побольше, но подумал, что Данута всё-таки провинилась перед ним, поэтому обойдётся и таким.
– Будем считать, что я простил тебя, – сказал он, не отпуская её руки. Потом добавил: – наполовину.
Это чтоб не расслаблялась и помнила, что гнев его страшен. И не вздумала искать своего ненаглядного.
Девочку назвали Златой. Анджей Собчак понимал, что именно этот ребёнок примирил его с женой и принёс умиротворение в их семейство. Поэтому дочь стала его любимым ребёнком, он уделял ей много времени, тетёшкался с ней – впервые за все годы отцовства. Это дитя получило отцовского внимания больше, чем все остальные дети графа Собчака, вместе взятые. Теми он вообще почти не интересовался.
И только Варя, одна-единственная душа на всём белом свете, знала тайну своей госпожи: Злата была дочерью Вариного брата Филиппа.
– Отец тебя недооценивает, – говорила Малгожата Адаму. – Он не допускает тебя к семейным делам и запрещает тебе быть собой. А ведь ты уже не маленький, ты имеешь право делать то, что хочешь.
Она намекала ему на его игорные страсти. Угрозы отца подействовали, он перестал играть. Он сумел подавить в себе тягу к зелёному сукну – так ему казалось. Когда Малгожата стала подталкивать его к тому, чтобы он делал то, что хочет – первым его желанием было увидеть партнёров по игре. Адам даже не заметил, что вновь попал в тенета игры.
А Малгожата тем временем не дремала. Она знала, что Данута не любит пасынка, а это означало, что надо было найти ещё и падчерицу Еву – дочь Каролины, водворённой назад в монастырь. Уж тогда Данута и вовсе с ума сойдёт от бешенства. И пусть они за наследство глотки друг другу перегрызут.
Малгоша не раз ездила на поклонение святым мощам в монастырь, где находилась Каролина, а ныне – сестра Тереза, содержавшаяся под особым надзором после побега. Она пообещала ей, что найдёт девочку, нужны лишь хоть какие-то зацепки – куда её могли отдать. Сестра Тереза, оглядываясь по сторонам (ведь ей не разрешали общаться ни с кем), шептала, что ей ничего о том неизвестно.
Тут мог помочь только Казимир Полонский. Ему Малгоша пообещала, что вернёт Адама за игорный стол – он так легко и много проигрывал, что его отсутствие очень сказывалось на других игроках.
– Я хочу, чтобы он снова сел играть, – поставил условие Казимир. – Он самоуверенный глупец, молокосос, считает себя равным нам, опытным игрокам, а потому проигрывает большие деньги. Папа его усердно оплачивает все долги. Нам такие олухи нужны.
