Старший из братьев распахнул дверь перед своей девушкой.
– Прошу!
Они прошли вверх по узкой темной лестнице, слабо освещенной красным светом тусклых торшеров, и оказались внутри небольшого холла, отделанного в ало-золотых тонах, где немногочисленных посетителей встречали несколько девушек. Из одежды на них были только черные латексные трусики и туфли на шпильке. У одной, золотистой блондинки с химическими кудрями, на широком поясе из черной кожи висели пристегнутыми две плети. Именно она подошла к вошедшей троице и, зазывно улыбаясь, поздоровалась. Услышав в ответ приветствие на русском, девушка с акцентом промурлыкала:
– Добро пожаловать в Дом Боли.
– Хозяйка здесь? – поинтересовался Герман, глядя ей в лицо.
– Леди Кэролайн у себя. Я могу сообщить ей о вас, если хотите.
– Не нужно, я сам зайду к ней.
Не дожидаясь ответа или разрешения, наследник рода обогнул обнаженную девушку и скрылся в одном из коридоров, выходящих из холла.
Алекс и Кристина остались одни.
– Следуйте за мной, – заулыбалась им блондинка и направилась к двойным распашным дверям.
При ходьбе ее груди, похожие на вздернутые лисьи мордочки, мерно покачивались. Она распахнула створки и вывела гостей на галерею, опоясывающую сверху большой зал. Внизу раскинулось пространство, по своей пестроте и насыщенности действием сравнимое разве что с картинами Босха. Оно было заставлено столам и стульями, некоторые зоны отгораживали складные ширмы из черного лакированного дерева с натянутыми на них тканевыми экранами. На непроницаемых для света полотнах изображались сцены, напомнившие Кристине картинки из Камасутры, древнеиндийской книги об искусстве плотской любви. Стилистика изображений была схожей, но содержание отличалось. Здесь было место не только для соития мужчины и женщины, но также и для чувственных игр двух и более женщин, для картин, изображавших нескольких мужчин. Одна сцена особенно привлекла внимание девушки: привязанную к дереву веревками молодую женщину окружали несколько мужских изображений. Они были обнажены и стояли на коленях у ног своей жертвы, целуя и облизывая ее икры и ступни. А сама привязанная смеялась.
Что скрывалось за пестрыми картинами странных развлечений, разглядеть было невозможно. Но те столы, которые не были отгорожены, заслуживали отдельного внимания. На одном из них лежала голая девушка, окруженная и украшенная нарезанными фруктами и листьями, обмазанная кремом. Несколько мужчин, сидящих вокруг нее, ели с поверхности ее кожи, при этом некоторые использовали вилки и ножи, разрезая большие куски пищи на части прямо на животе своего «живого подноса».
За другим столом также ели, но правила трапезы отличались. В центре столешницы сидела в позе лотоса абсолютно голая девушка, прикрытая только собственными распущенными волосами. Перед ней стояли тарелки с фруктами, орехами и сладостями и сидели несколько мужчин. В руках у девушки был хлыстик, похожий на те, которые используют при верховой езде. Когда кто-то из клиентов хотел взять что-то с тарелки, девушка била его по рукам. Таким образом, чтобы получить угощение, нужно было успеть схватить его быстро. У кого-то это не получалась, и тогда до слуха всех присутствующих долетал шлепок, сдавленный стон и смех юной красавицы.
На другой стороне зала мужчины играли в дартс. Мишень была нарисована на животе еще одной обнаженной работницы странного заведения. Острые дротики попадали в нее, жалили, но не втыкались и падали вниз. Девушка охала и стонала, стыдливо прикрывала грудь, но было ясно, что это всего лишь хорошо отрепетированная игра. Однако гостям нравилось.
В воздухе разливалось их нарастающее возбуждение, и надо всем этим под потолком извивалась в танце девушка-гимнастка. Большой металлический обруч, цепи и полотнища ткани служили ей сценой, а сама она словно заменяла люстру. Танцовщица выполняла трюки и смотрела вниз. Кристина догадалась, что она наблюдает за тем, что творится за ширмами.
Подведя гостей к краю галереи, опоясывающей большой «обеденный» зал, провожатая Алекса и Кристины подала голос:
– Наши гости хотят чего-то особенного?
– Нет, – спокойно ответил Александр, – оставь нас и уходи.
– Я понимаю, – обнаженная блондинка поклонилась с мягкой улыбкой. – Некоторым нравятся просто смотреть.
Она указала рукой на двухместный диванчик с резными ручками, обитый черно-золотой парчой. Он стоял в тени так, что гости, севшие на него, оставались незамеченными, но сами могли видеть все, что происходило внизу. Алекс и Кристина присели.
– Ему тоже нравится просто смотреть? – вдруг спросила девушка.
– Кому? – не сразу сообразил бессмертный, но быстро спохватился. – А-а, Герману? Нет, что ты. У него другие… увлечения.
Его спутница вся напряглась, но ничего не сказала, хотя вопрос явственно повис в воздухе. Алекс вздохнул и, будто бы сдавшись, начал рассказывать:
– Герман начал появляться здесь давно, после того, как ты отказалась уехать с нами и после его попытки… ну… ты знаешь. Мы с ним улетели из Питера, занялись делами, но он никак не мог отойти, оправиться от случившегося, хотя и скрывал это. Потом начал пропадать и однажды взял меня с собой, сюда. Подходящее название – Дом Боли, – как считаешь?
– Пожалуй.
Кристина слушала его внимательно, натянутая, как струна.
– Мне мало какие развлечения здесь нравятся, но вкусы Германа, как мы оба знаем… – в этот момент Кристина выразительно посмотрела на Алекса, и он кивнул, – да, как мы оба давно знаем, существенно отличаются от общепринятых.
– Его мучает совесть, – отозвалась девушка. – А тебя разве нет?
– Я стараюсь не делать того, из-за чего могу потом испытывать угрызения совести. Но у Германа нет подобной свободы, он наследник рода и должен делать все, что послужит укреплению интересов семьи. А я, если подумать, только его инструмент. Самые страшные решения – не моя воля, а самые страшные поступки – не мои деяния.
– Даже если они сделаны твоими руками? – Кристина с вызовом посмотрела на него.
Алекс выдержал этот взгляд и ответил:
– Даже если так. Но Герман – другое дело. И вот в моменты, когда ему было особенно паскудно на душе, он приходил сюда. И ты хочешь знать, какую из игр он выбирал.
Кристина молчала.
– Никакую из существующих. Он придумал свою собственную игру.
– И в чем она заключалась? – девушка не до конца была уверена, что хочет это знать.
– В чем? Это интересно. До такого мог додуматься только он. Правила были простыми: леди Кэролайн – хозяйка заведения – завязывала ему глаза. Затем одна из девушек, Герман не должен был знать, которая именно, заходила к нему в комнату и порола его плетью. После «процедуры» Герман оставался в Доме Боли выпить. И если он узнавал, кто именно из девушек держал в руках плеть, кто его высек, – Алекс сделал паузу, будто сомневаясь, стоит ли продолжать, но затем все же сказал, – он убивал ее.
