Влад выдержал паузу. Все собравшиеся молчали.
– Потому что появился тот, кто затмит меня. Тот, кто, пойдя Восхождение, станет величайшим бессмертным. Это ты, Герман. Дитя тех, кто был предназначен друг другу. Тот, кто сам способен чувствовать предназначение, – вампир кивнул в сторону Кристины. – Ты станешь великим и, возможно, навсегда изменишь этот мир и будешь стоять у истоков новой эры бессмертных.
Герман молчал. Затем медленно проговорил:
– Мне непонятны две вещи. Какой мерзавец из числа бессмертных дал этой змее вечную жизнь? И где он был все время до моего появления? Почему никто – ни ты, ни кто-либо другой – не услышал его раньше? Все страны и континенты поделены между бессмертными. Все мы охраняем свои территории. И никто не засек такого древнего чужака на своей земле? Как такое возможно? Не мог же он выйти покурить с нашей планеты так, что никто раньше его не почувствовал… Или находиться на судне в океане сотни лет…
Алекса, судя по виду, тоже волновали эти вопросы. Его тонкие пальцы скользили по лбу, выдавая раздумья. Наконец, он пробормотал:
– Либо он сидел в бункере с толстыми стенами, либо носил шапочку из фольги. Другого объяснения нет.
– Пока нет, – отозвался Влад. – Но думаю, со временем мы узнаем, в чем было дело. А пока я хочу сообщить вам, что охрана поместья усилена.
– Мы под надзором? – Герман испытующе посмотрел на отца.
– Нет. Но считайте, что я ввел чрезвычайное положение. Никто не покидает пределов особняка иначе как в сопровождении охраны на бронированном автомобиле.
– А как быть с охотой, которую я развернул в Питере?
– Пусть продолжают. Вдруг тот смертный, которого ты подозреваешь, как-то связан со всем этим. Но запомни, если он попадется, допрашивать его буду я, а после делай с ним, что хочешь. Но сначала пусть доставят его ко мне.
В комнате воцарилась тишина. Владислав вздохнул и добавил:
– Вы можете быть свободны. И… советую вам отправляться спать, чтобы завтрашний день встретить полными сил. Мы по-прежнему готовимся к свадьбе, несмотря ни на что.
Трое молодых людей вышли на галерею, но о том, чтобы отойти ко сну, у них и мысли не было. Новости, услышанные только что, ворочались, плохо укладываясь в головах. Алекс предложил пойти вниз и выпить чего-нибудь. Никто не возражал.
В большой гостиной было темно и как-то по-осеннему сыро. Герман затопил камин и, пока тот разгорался, замер на минуту напротив портрета покойной матери. Зловещие урны с прахом до сих пор украшали каминную полку.
Алекс ушел и вернулся с бутылкой вина и тремя бокалами. Он споро наполнил их и вручил всем собравшимся. Тонкие стеночки звякнули друг о друга, но тост никто не произнес. Несколько первых глотков в молчании, затем младший из братьев нарушил тишину:
– Ну и что вы двое думаете об этом?
– Как я могу что-то думать? – Кристина чувствовала себя растерянной в открывшихся обстоятельствах. – Я хоть и становлюсь одной из вас, но это не мой мир. Я могу только слушать и запоминать, но судить о том, что правда, а что нет, что может быть, а чего быть не может…
Александр понимающе кивнул.
– Ну, а ты?
Герман ответил не сразу. Он то смотрел на вино в бокале, то на свои руки, то на портрет покойной Эржбеты и ритуальные сосуды, украшающие камин под ним. Затем, наконец, тихо произнес:
– Мне нужно подумать.
Наследник замолчал и больше не говорил ни слова. Между Алексом и Кристиной беседа не клеилась, поэтому, быстро допив свой бокал, младший из молодых Марешей отправился спать.
Пламя камина согревало девушку. В то время, как от Германа почти осязаемо веяло нездешним холодом.
– Эй… – она осторожно положила свою ладонь поверх руки супруга, – так и будешь молчать весь вечер?
– Поговорим в другой раз, ладно? Мне нужно разобраться в собственных мыслях. Побыть… с самим собой.
– О чем ты думаешь? – Кристина бережно взяла его ладонь в свои.
– Ты знаешь, о чем.
Голос Германа был далеким, будто он находился сейчас не в этой гостиной, а где-то в другом месте. Кристина посмотрела ему в глаза.
– Послушай, иногда люди говорят друг с другом не для того, чтобы узнать что-то новое, а просто, чтобы быть рядом.
Он слабо улыбнулся.
– Но я-то не человек, – вампир слегка пожал одну из ладоней Кристины, словно в утешение, затем убрал руку и залпом допил свой бокал. – Знаешь, ты, наверное, отправляйся в нашу комнату. Я тоже скоро приду.
Девушка кивнула, отставила недопитое вино и поднялась. Но прежде, чем уйти, встала позади кресла Германа и положила свои руки ему на плечи. Затем сделала несколько гладящих и массирующих движений.
– Ты будто из камня сейчас. Герман… мой бедный Герман.
Она осторожно и мягко поцеловала его волосы на макушке.
– Кристина… Я не спал почти двое суток. Как и ты.
– Я спала в машине и в самолете.
Она обняла его за шею, желая хоть как-то смягчить и утешить. Герман сидел неподвижно, не пытаясь высвободиться. Через пару мгновений он тихо произнес:
– Мне нужно побыть одному. Пожалуйста.
– Герман…
– Пожалуйста, – повторил он.
Девушка тяжело вздохнула.
– Ладно. Но приходи поскорее. Я волнуюсь. У тебя такой тревожный вид.
Бессмертный повернул к ней голову и ответил:
– Не волнуйся. Ни обо мне, ни о ком-то еще. Все будет в порядке. Я обещаю.
– Хорошо, – ее слабые руки соскользнули с его плеч, и девушка направилась к выходу. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, моя радость, – отозвался вампир, глядя в пламя камина.
Когда огонь догорел, а вино в бутылке закончилось, Герман поднялся и направился наверх. Но по пути к спальне свернул и замер у двери в кабинет отца. За ней было тихо. Он постучал и вошел.
Влад сидел в одном из кресел в полной темноте.
– Ты что-то хотел?
– Да, – сын подошел, развернул второе кресло и сел напротив верховного вампира. – Я хотел сказать. То, что ты нам рассказал… если все это правда…
– А это правда.
– Хорошо. Раз все это правда, ты же понимаешь… – губы Германа плотно сжались, будто готовясь к чему-то.
– Да?
– Ты же понимаешь, что тогда огромная часть вины за смерть мамы, за смерть родителей Алекса и бог знает еще за сколько смертей вампиров лежит на тебе? Ты же осознаешь это?
– Да, я осознаю, – с расстановкой ответил Влад, глядя на противоположную стену.
– Как вообще ты мог это допустить? Ты же мог убить его в самом начале. Наплевать на то, что он родственник мамы, и убить тайно ото всех. Никто никогда не узнал бы, что это твоих рук дело. И она была бы жива сейчас. Все были бы живы!
