– Отец здесь теперь фактически ничего не решает. Я – новый глава рода. Ты забыл?
– Нет, господин мой, – он коротко поклонился и вышел.
Когда дверь за Алексом закрылась, и Кристина перестала слышать его удаляющиеся мягкие шаги, она сказала:
– Никак не могу этого понять.
– Чего именно?
– Природу ваших отношений. Ты то строг к нему, то делишься с ним самым дорогим. То полностью встаешь на его сторону, то заставляешь пресмыкаться перед тобой. И так без конца.
– Все дело в большом количестве моих социальных ролей, как это сейчас называют. Я и его брат, и его друг, и его господин, как бы это ни звучало. И теперь, после Восхождения, я здесь новый хозяин.
– Но не для меня, – с ноткой вызова парировала Кристина.
Герман согласно кивнул, затем взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.
– Конечно, нет, моя радость. С тобой мы равны, а в чем-то ты даже, может быть, сильнее меня. Но это будет наш с тобой секрет, ладно?
Вместо ответа она погладила его по щеке. Этот момент тихой нежности застал вернувшийся Алекс. Его лицо светилось облегчением.
– Ее нет в спальне. Думаю, она встала пораньше и пошла прогуляться или, может быть, изучить дом.
Следом за Алексом в гостиную вошел Владислав, одетый в конные бриджи и классический редингот
16.
– Доброе утро! – он подошел к Герману и пожал ему руку, счастливый и торжественный, как и вчера. – Сын! Как спалось? Тебе и вам обоим.
– Нам троим снились одни и те же сны, – ответил новый глава, прямо глядя в лицо отца.
Влад обернулся на Александра, и тот замер под его взглядом. Но голос отца не выдал осуждения, даже если в душе у старейшего оно и возникло. Владислав произнес:
– Вижу. Что ж, это твое решение, и я теперь не в праве его порицать. Скажу одно – ты отлично справился.
Алекс выдохнул, и было видно, что все присутствующие в комнате почувствовали некое облегчение. Герман спросил:
– Не видел Нику? Алекс говорит, ее нет в спальне. Если она гуляет где-то поблизости, ты должен был встретить ее, когда ездил верхом.
Мареш-старший насторожился.
– Я никого не видел. Кроме охраны, естественно.
Герман пожал плечами.
– Ладно. Должно быть, она где-то в доме.
Влад замер, точно прислушиваясь, затем коротко произнес:
– Ее нет в доме.
Все собравшиеся переглянулись, а спустя мгновенье, не сговариваясь, сорвались со своих мест.
«Ника!» – раздавалось в разных концах особняка, на конюшне, в саду. Кристина бросилась прямиком в спальню подруги, на ходу набирая ее номер на мобильном. В дверях она замерла, затем в брошенном на кровать расшитом бисером кружевном кисете, который заменял невесте сумочку, зазвонил телефон. Кристина достала его и побежала вниз.
Влад первым делом связался с начальником охраны. Он был уверен в своих чувствах и понимал, что в доме нет его новоиспеченной невестки. Спустя минуту все бессмертные, охранявшие поместье, уже обшаривали территорию и лес вокруг.
Кристина пробежала особняк насквозь и выскочила на дорожку, ведущую к конюшне. Там уже стоял Герман.
– Пойдем со мной, они что-то нашли.
Вскоре все семейство Мареш стояло у высокого кованого забора, множеством черных пик смотрящего в небо. На одной из пик колыхался от осеннего ветра клочок молочно-белого кружева.
– Сбежала? – ошеломленно произнес Алекс.
Кристина только молча показала всем собравшимся мобильник Вероники.
– Никто не сбегает без своего смартфона, – сказал Герман, затем ловко забрался по забору вверх и аккуратно снял с острия найденный кусочек ткани.
Но прежде, чем спуститься, он внимательно осмотрел соседние пики и коснулся пальцем одной из них. Затем вампир спрыгнул за землю и показал всем бурые разводы на своих пальцах. Кончиком языка он коснулся темной жидкости.
– Ее кровь, – коротко заключил он.
Влад перевел взгляд с пятна на пальцах сына на прозрачный сосновый лес за оградой. Среди деревьев на мягкой подушке из мха лежал оброненный и растоптанный венок из белых роз.
– Марку сделал свой ход.
Глава 28
В первое мгновение Ника не поняла, почему она лежит на бетонном полу, промерзшая до костей с мешком на голове. Но буквально через секунду воспоминания о случившемся обрушились на нее, будто кто-то облил ее из ведра ледяной водой.
Их откровенный разговор с Алексом, а затем свадьба, за все время которой ее жених и новоиспеченный муж посмотрел на нее всего дважды: в момент поцелуя и во время танца молодоженов. Затем он все время отводил от не глаза, хотя и вел себя подчеркнуто вежливо. Она не сказала ему ни слова ни днем, ни вечером, почти ничего не ела, чтобы не пришлось поднимать фату. Так и сидела на протяжении всего праздника за тонкой вуалью, как за ширмой, надеясь, что эта невесомая преграда сумеет скрыть ее истинные чувства. Алекс даже не касался ее, точно понимал, что если дотронется, она потеряет контроль над собой и закричит, заорет во все горло, будет вопить и биться в истерике, пока ее голова не расколется на части.
Она продержалась до конца благодаря отвлечению на простые действия. Шла по проходу и считала шаги, считала ряды кресел. Танцевала, говоря про себя «раз-два-три, раз-два-три, раз…», глядя в лицо Алекса и в то же время сквозь него. Подминала бокал, когда все поднимали, резала на тарелке мясо, чтобы потом не притрагиваться к нему несколько часов. Она съела всего пару кусочков, когда почувствовала на себе взгляд матери.
Никто не кричал «горько», и Ника была втайне этому рада. Она знала, что Алекс поцелует ее, если будет нужно. Он сильнее, чем кажется. Он столько времени притворялся и делал вид, что и теперь, она была уверена, это не составило бы ему большого труда. Но праздник шел своим чередом, а возгласов все не было. Хозяин дома с чинным видом общался с гостями, и ничто не выдавало в нем желания видеть, как его младший, приемный сын поцелует при всех свою смертную избранницу. Приглашенные следовали его примеру. Даже родители Ники молчали, думая, что так и нужно, ведь их дочь никогда не была поборницей традиций и суеверий. Поэтому никаких откусываний от каравая, никакого разбивания тарелки и бросания букета. Жених и невеста, похожие на две восковые куклы, просто сидели во главе стола, как живое напоминание о том, в честь чего устроен этот пышный банкет.
Время от времени Ника наблюдала за Кристиной. Подруга блистала и была подлинной звездой торжества, затмевая бледную и изможденную токсикозом невесту. В своем кроваво-красном летящем платье она притягивала взгляды смертных и бессмертных, но одни глаза смотрели на нее смелее прочих. Глаза Германа. Наследник неотступно следовал за ней, держа то за руку, то за плечо, то за талию. Эти двое казались неразделимыми, и эта картина порождала в сердце Ники адскую боль.
