Алекс снова сокрушенно вздохнул, провел тонкими пальцами по лбу, точно пытаясь ослабить напряжение, сдавившее его голову, как стальной обруч. Было заметно, что его рука слегка подрагивает.
– Я и сам это понимаю! Ты права с первого и до последнего слова. Я всегда делал только то, что был должен, а как только хоть на миллиметр отклонялся в сторону – давал волю своим желаниям, делал что-то для себя – это приводило к чудовищным последствиям. Теперь я вижу это ясно, как никогда.
Бессмертная взглянула на него пристально, все еще не поворачиваясь лицом, смотря в отражение, и неожиданно спросила:
– Хочешь сказать, ты всегда делаешь только то, что должен? Всю жизнь?
Прежде, чем ответить, Алекс помолчал, точно вспоминая, как он жил от начала и до теперешнего момента, затем произнес:
– Да. В этом доме, в этой семье – да. До смерти родителей, конечно, все было по-другому, но когда Влад усыновил меня, моя жизнь изменилась. С одной стороны, глава рода – живая легенда, что-то среднее между директором фирмы, где ты работаешь, и богом. И войти в его дом значит стать частью его мира, значительной, неотъемлемой. Это как… дар, – он замолк, затем продолжил. – С другой стороны, чтобы быть достойным такого доверия и такой чести, нужно много работать, нужно быть кем-то, приносить пользу. Просто так этой чести не достоин никто.
Повисла многозначительная пауза.
– И ты всегда думал только о пользе и никогда – о личном счастье? – с ноткой грусти и сочувствия спросила девушка.
Алекс посмотрел на нее.
– Быть значимым для главы рода – это и есть счастье. Работа, которая приносит радость. Многие мечтают о таком, но мало кто может похвастаться.
– И тебе этого достаточно?
– Было достаточно. До того дня, когда появилась ты.
Алекс по-прежнему смотрел на нее, их взгляды встретились в отражении, и он отвел глаза. По лицу Кристины пробежала тень, и она спросила с начавшей зарождаться враждебностью:
– Хочешь сказать, это я виновата?
– Нет-нет! – взволнованно поспешил сказать он. – Вовсе нет. Но именно с твоим появлением в нашей жизни моя – пошла под откос. Здесь нет твоей вины, только я один виноват во всем, что случилось потом… что происходит до сих пор. Но я ничего не могу с собой поделать.
– Почему?
Кристина смотрела на свои руки, видя и в то же время не видя их, обратившись в слух. Ответ не заставил себя долго ждать.
– Потому что я люблю тебя. И всегда любил. С того самого момента, как впервые увидел в лесу, в доме у озера.
Он поднял глаза не нее. Она не смотрела. Она вспоминала то лето: Германа, не наступающего на пятна света, пробивающегося сквозь верхушки сосен, грозу, загнавшую их в дом, пыльный старый диван с мягкой обивкой, огонь в камине и мокрого до нитки парня с черными вьющимися волосами, липнущими к лицу, с голодными прозрачными глазами и новостью, что им надо возвращаться, и отдых окончен. Ее отражение в зеркале стало чистым, лицо трогательно-взволнованным. Волосы, еще хранившие следы вчерашней укладки и лежащие ленивыми кудрями поверх простого свитера, делали ее похожей на видение из полузабытого сна. Алекс собрался с силами и продолжил:
– Я знал, что не имею на это права. С самого начала знал. Я знал, что моя любовь – это не предназначение, выше которого силы просто нет. Ты ведь была предназначена моему брату, который после гибели моих родителей стал для меня дороже всех на свете. И я знал, что Герман нуждается в тебе, что вы как части единого целого, но я ничего не мог поделать с собой. Я с самого начала понимал, что ты никогда не будешь моей, что ты рано или поздно примешь Германа и свою судьбу, но это ничего не меняло во мне. Я чувствовал то же. Я продолжал любить тебя день за днем, год за годом. Любить и молчать. Врать. Всем и самому себе, что все в порядке, и ничего особенного не происходит. Надеюсь, ты и Герман… вы оба сможете простить меня за это. Мне очень жаль. Так не должно было быть.
Кристина молчала. Теперь настала ее очередь смотреть. Она повернулась в кресле так, чтобы быть лицом к лицу со своим собеседником. Взгляд Алекса блуждал по ковру, полный смятения. Губы плотно сжались, образовав трагический изгиб, кровь совсем отлила от лица.
– И ты молчал все это время, – почти шепотом проговорила Кристина. – Я думала, ты меня ненавидишь. Иногда мне, правда, так казалось. Раньше, в самом начале.
– Нет, – слабо, с легкой улыбкой на губах возразил Алекс. – Вовсе нет, ну что ты…
Она еще немного помолчала, приводя в порядок мысли. Чувства, о которых она и так уже знала, обличенные в слова, теперь заставили ее снова пережить смущение и растеряться. Наконец, она сказала:
– Тебе не за что просить прощенья. Я думаю, Герман тебя уже простил. Если он вообще посчитал, что ты виноват. Он ведь все знает, он все видел этой ночью, когда пил твою кровь.
Алекс только понимающе кивнул.
– И я тоже все видела.
Он поднял глаза на нее. Прозрачно-серые, не имеющие той темной глубины, способной скрыть любые тайны, какую имели глаза Германа. В этом взгляде безошибочно угадывались все чувства, будто выставленные в витрине из чистейшего стекла.
– Алекс, ты ни в чем не виноват. И мне не за что на тебя сердиться. Я не знаю, как ты жил с этим все это время, но прошу, давай забудем. Ты имеешь право любить, кого хочешь: семью, Германа, меня. Но ты же понимаешь, что это ничего не изменит?
– Понимаю, – ответил он. – Мне ничего и не нужно. Я просто хотел сказать, прямо и честно. Я устал скрывать это. Знаю, что Герман сегодня ночью залез ко мне в голову, но я не был уверен, что он проник так глубоко. Это была моя тайна, – Алекс слабо усмехнулся. – Выходит, он реально во всем хорош, что бы ни делал. Утром он так на меня посмотрел… И все равно какая-то часть меня сомневалась, что вы теперь все знаете. Я хотел убедиться и сам во всем признаться.
– Я думаю, тебе стоит поговорить с Германом об этом. Так же, как со мной. Не теперь, конечно, когда Ника в беде, но потом обязательно. А пока у меня к тебе всего один вопрос. Зачем тебе нужна была моя лучшая подруга? Ведь ты же, выходит, ее совсем не любил.
– Я не знаю, – рассеянно ответил Алекс. – Мне нужен был кто-то рядом. Кто-то, кто помог бы мне отвлечься и не думать о том, что я чувствую на самом деле. Она хотела этого, хотела меня, а я просто поддался. Я просто не думал, что будет потом. Я слишком устал и запутался.
Картина в голове девушка сложилась почти полностью, но она хотела распутать этот клубок до конца и потому спросила:
– Но между вами была ссора. Зачем ты возобновил эти отношения? Если ты совсем ее не любишь. Или все-таки в тебе есть к ней хоть какие-то чувства?
Вампир помолчал, будто выбирая слова, способные наиболее точно отразить его ощущения, затем произнес:
– Рядом с ней я иногда чувствовал себя лучше, чем без нее. Этого было достаточно, чтобы я начал дорожить этими отношениями. Но я не знал, что все может зайти так далеко и иметь роковые последствия для нас обоих. Мне жаль, что с ней все так получилось.
