Улучив момент, шалопай улизнул от Жермона и проскочил на ют. Вынашивая план возмездия, он упорно подбирался ближе к девочке. Заметив Воронёнка, малолетняя светская воображала демонстративно отвернулась и, стараясь не обращать внимания на навязчивого кавалера, важно устремила взгляд к алтарю. Но Тэо не расстраивался, подобное поведение зазнайки было ему только на руку. Накануне мальчишка стащил на камбузе мышеловку с уже пойманной мышью и перед тем, как пойти на божественную службу, посадил добычу в кожаный мешочек и теперь, спрятав грызуна в карман, мелкий мститель беспокоился лишь о том, чтобы хвостатый пленник не прогрыз кожу и ткань и не сбежал. Наконец расположившись прямо за девочкой, бедокур осторожно выудил из кармана мышонка и усадил его на шляпку юной кокетки. Получив свободу, мышонок огляделся и, намереваясь спрятаться, побежал по поле шляпки. С любопытством ожидая реакции девочки, Тэо, злорадно хихикая, наблюдал за беспокойной суетой грызуна. Не понимая, что делается на её голове, девочка встревожено завертелась, и мышь, соскользнув, свалился ей на плечо. Священнослужитель нравоучительным голосом изрекал что-то о смирении и любви к ближнему, когда, увидев мышонка, девчонка истошно завизжала. Она кричала так, будто на неё положило лапу ужасное чудовище, а не пробежал крохотный зверёк. Стряхнув с себя беднягу, трусиха продолжала визжать, а мышонок, отлетев в сторону, угодил на грудь её дуэньи, и визг девчонки подхватил ошалелый вой зрелой женщины:
– Мышь! – нервно откинув несчастного, истерично завопила дуэнья.
Бедный зверёк отлетел в толпу, и оттуда раздался следующий пронзительный женский вопль. Наконец, свалившись на палубу, перепуганный мышонок начал носиться между ног и в поиске спасения высоко подпрыгивал. Бедолага не понимал, что своими метаниями вызывает ещё большую панику среди особ женского пола. Пытаясь увидеть ужасного зверя, дамы суматошно поднимали подолы, противно пищали и тонко выли, словно палубу атаковало полчище огромных крыс, а не один безобидный мышонок. А если какая сеньора на самом деле замечала грызуна, то издавала настолько душераздирающий вопль, что, тут же обессилив, падала в обморок.
Дети, перепуганные возникшей суматохой, заплакали, создавая ещё больший гвалт и переполох. Мужчины, готовые отважно броситься на защиту дам, выхватывали шпаги, но вынужденные подхватывать на руки теряющих сознание сеньор и сеньорит, словно капитулируя перед мышью, спешно бросали оружие. Священник, прекратив пространные разглагольствования, растерянно оглядывался, не зная, как привести взбудораженную публику в чувства, а Жермон, неожиданно заметив маячившую на юте довольную физиономию Тэо, сразу догадался, кто виновник устроенного бедлама.
Барон поспешил к мальчишке и, пока остальные пассажиры не выяснили, кого они должны отблагодарить за срыв утренней мессы, уволок виконта в каюту. Грозно хмуря брови, де Дюпре разразился возмущённой тирадой, а Тэо, всем видом изображая сожаление, на самом деле прислушивался к звукам хаоса, творящегося на галеоне, и ликовал: его месть превзошла все его ожидания. На палубе ещё некоторое время творился бедлам, пока мышонок не юркнул в трюм и не спрятался где-то в недрах корабля. А когда, наконец, публика успокоилась и затихла, священнослужитель уже скомкано закончил службу.
На следующий день, собираясь выйти на мессу, Жермон настрого приказал мальчишке не отходить от него ни на шаг и вести себя достойно. Взглянув на барона честными глазами, маленький виконт искренне пообещал больше не бедокурить и действительно некоторое время старательно вслушивался в слова священнослужителя. Девочка вновь с высоты кормы надменно взглянула на Тэо, но плут на этот раз успел первым скорчить рожу. Воображала фыркнула и отвернулась, а шалопай начал осматриваться, раздумывая, чем ещё себя занять, и стоило де Дюпре отвернуться, как Воронёнок вскарабкался на рядом стоящую мачту. Устроившись на рее прямо над головой барона, он с чистым сердцем подумал: «Ну, я же не отошёл от Жермона далеко». Отсюда разглядывать палубу было гораздо сподручнее, и теперь Тэо сам свысока поглядывал на стоящих на юте маленьких аристократов.
Заметив пропажу, де Дюпре встревожился и, подозревая, что шельмец опять затеял проделку, внимательно оглядел корму. Но на юте виконта он не обнаружил и, готовясь к худшему, нахмурился, как тут же над своей головой услышал знакомый звонкий голос:
– Пираты! – разнеслось над палубой, и Жермон от гнева мысленно закипел.
Толпа, до этого благочинно внимающая слову священника, оскорблённо выдохнула, тревожно всколыхнулась, и наполненные осуждением глаза господ устремились на возмутителя спокойствия. Судорожно подбирая слова для извинений, де Дюпре поднял голову и увидел сорванца, указывающего рукой к горизонту. Непроизвольно взглянув в сторону, куда показывал Воронёнок, Жермон на самом деле разглядел паруса корабля. Заметив приближающееся судно, господа заволновались, и их высокомерные взгляды и горделивые позы стали менее уверенными и величественными.
Месса продолжалась, но публика уже почти не слушала священника, а с тревогой посматривала на незнакомый корабль. Парусник не поднимал флага, и это считалось тревожным знаком. «А вдруг мальчишка прав? И это действительно пираты?» – говорили настороженные лица пассажиров.
Пробравшись ближе к борту, де Дюпре внимательно разглядывал судно. Когда корабль подошёл ближе, барон насчитал на нём шесть пушек, но не заметил на палубе людей. Зная, что пираты, не желая выдавать свою численность, перед нападением прячутся за фальшбортом, корсар усмехнулся. Священнослужитель запел псалмы, а Жермон протиснулся к мачте, на которой устроился Тэо, и приказал ему слезать.
Галеон между тем сделал маневр и, явно желая продемонстрировать подозрительному судну свои пушки, повернулся к нему боком. Но парусник тоже развернулся и вновь оказался за кормой, где орудия противника не могли его достать. Испанец ещё несколько раз проделал тот же манёвр, но незнакомец уходил от прямого столкновения и вновь становился за кормой корабля. Жермон догадался: капитан надеется удрать от флибустьеров, но тяжёлый неповоротливый галеон неторопливо утюжил воду, а юркое судёнышко пиратов, прицепившись к его хвосту, словно надоедливая собачонка, не отставало ни на шаг.
На галеоне воцарилась напряжённая тишина, а хищная посудина подбиралась всё ближе. Господа продолжали толпиться на палубе, а Жермон, заметив, как капитан и офицеры удалились для совещания, проговорил:
– Тэо, мальчик мой, пойдём-ка в нашу каюту, – предложил барон и, взяв под руку Элеонору, потащил обоих за собой.
Оказавшись в полутьме помещения, Жермон усадил парнишку под стол и женщине порекомендовал залезть туда же. Элеонора, немного подумав, решила последовать совету и устроилась рядом с Тэо. Де Дюпре ожидал начала артиллерийского сражения, но пушки галеона так и не дали о себе знать: по-видимому, капитан испанцев побоялся вступать в бой. Слишком много гражданского населения, женщин и детей находилось на борту, и он не хотел бессмысленно злить противника. Вскоре раздался приглушённый раскат, но это пальнули пираты. На палубе в панике завизжали женщины, испугано заплакали дети и донеслись тревожные крики мужчин. Затем послышались мушкетные выстрелы, и вскоре тяжёлый топот ног прокатился по палубе. Жермон знал: сейчас всех, кто не оказывал сопротивление, затолкают в трюм, а затем победители возьмутся шерстить корабль. Прислушиваясь к возгласам снаружи, барон, с удовлетворением расслышав французскую брань, улыбнулся и продолжал невозмутимо ждать. Наконец дверь отворилась, двое разбойников ворвались в каюту, и Жермон, подняв руки, приветливо проговорил:
