Я неохотно оторвался от нее, поцеловав в последний раз.
– Надо выйти на улицу. Скоро начнут прибывать гости.
Мы вышли из зала и увидели, что Алекс по пятам следует за нашей дочерью, которая носилась по холлу взад и вперед.
– Что это у Джорджины в руках?
– Я думала, что мы все деревянные фигурки расставили по витринам. Но, похоже, она умудрилась найти одну где-то.
Бьянка бросилась к малышке.
– Это ведь не игрушка. Она может взять ее в рот.
– Ничего страшного. Дядюшка Джелани не стал бы возражать, – сказал я. Когда я отобрал у дочки обслюнявленную статуэтку, то невольно улыбнулся – это оказался жираф. Чем больше я недоумевал, откуда она его взяла, тем более странным мне это казалось. Мы действительно убрали все статуэтки Джелани в стеклянные ящики, я сам проследил за этим. Подняв голову, я посмотрел на лампочки, скрытые в потолке. Хм-м. Будем считать, что это неразрешимая загадка, хотя в глубине души мне очень хотелось верить, что дух Джелани где-то здесь, поблизости, и дает мне свое благословение.
Тут начали прибывать журналисты. Я встал у входа, улыбаясь в окружении членов моей семьи репортерам, и мы торжественно разрезали ленточку, что и ознаменовало официальное открытие центра.
Когда мы вошли внутрь, я увидел, что уже прибыли мой отец с Майрой. Они оживленно беседовали с Александрой, а она выглядела так, словно хотела находиться где угодно, только не здесь. Я хотел бы подойти к ним, чтобы разрядить возникшее напряжение, но меня тут же оттащили в сторону для очередного интервью.
От ослепительных вспышек камер у меня заслезились глаза. Целых три репортера держали микрофоны у моего лица. Я услышал, как один из них спросил:
– Расскажите нам, почему вы решили открыть этот центр, мистер Труитт.
Я кашлянул, чтобы прочистить горло, и совершенно искренне сказал:
– Я хотел подарить людям то, что Джелани в свое время дал мне: безопасное пространство, куда можно приходить поразмышлять над своими проблемами, а также раскрыть свой творческий потенциал. Когда я впервые обратился к мастеру за помощью, я сделал это по очень странной причине. Я хотел освоить волшебное искусство резьбы по дереву, доселе мне незнакомое, чтобы покорить сердце женщины. – Я усмехнулся. – Со временем я осознал силу искусства и его важность для человека. Лично меня оно просто спасло – спасло от меня самого, от моих разрушительных заблуждений, и позволило выразить мои чувства лучше, чем это можно делать словами. В каком-то смысле это был глубокий духовный опыт. Я начал заниматься резьбой по дереву шутки ради, но Джелани вкладывал в это дело всю свою душу, в этом заключалась его жизнь, и я начал понимать, почему он так увлечен этим. Некоторые люди прекрасно умеют выразить свою любовь словами. Другие… действиями. А есть такие, кто использует для этого силу искусства. По сути своей, искусство и есть любовь. И я хочу поделиться с вами любовью, которую мой мудрый друг подарил мне, потому что теперь, милостью Божьей, моя жизнь до краев наполнена любовью. – Я улыбнулся. – И, прошу поверить мне на слово, я сам стал неплохим резчиком по дереву. Скажем так: парочка выставленных здесь статуэток – моих рук дело.
Вспышка камеры чуть не ослепила меня.
– Скажите, мистер Труитт, вам удалось покорить ту девушку?
Я моргнул.
– Конечно.
Выполнив долг перед прессой, я забрал Бандита, и мы отправились на поиски моих девочек. Заметив, что Бьянка сидит в уголке с Джорджиной, я воспользовался возможностью полюбоваться ими.
– Посмотри на них, Бандит. Разве можно поверить, что они принадлежат нам?
Я не представлял, что можно испытывать любовь большую, чем та, которая переполняла мое сердце.
Если охватившие меня чувства можно было описать одним словом, этим словом было бы «благодарность». Мне в жизни безумно повезло получить прекрасную семью. Теперь у меня нет и тени сомнения в том, что я никогда не стану принимать этот дар судьбы как должное. Тот ужас при мысли о возможной разлуке, который мы с Бьянкой испытали, сделал нас сильнее. Ничто не заставляет нас ценить кого-либо больше, чем возможность потерять его.
Бьянка выглядела усталой, а у малышки Джорджины лихорадочно горели щечки, она кашляла, и из носа у нее текло. Нужно было срочно отвезти их домой. Признаться, я и сам ничего так не хотел, как поскорее выбраться отсюда и провести тихую субботу, лениво валяясь на диване в окружении семьи.
Я взял Джорджину из рук Бьянки.
– Поехали домой.
Бандит тут же воспользовался возможностью положить голову Бьянке на колени. Из нас троих только у нее были свободные руки, чтобы погладить пса.
– Но ты же еще не можешь уйти, не так ли?
– Кто платит, тот и заказывает музыку. Так что здесь я могу делать все, что захочу. В любом случае мероприятие уже подходит к концу.
Распрощавшись с отцом и Майрой, мы незаметно выскользнули из холла.
Когда мы оказались в лифте, Джорджина начала плакать. Действие лекарства заканчивалось, малышка устала и почти засыпала. Бандит гавкал каждый раз, когда она заходилась в плаче, – он так делал всегда, вот почему в последнее время мы совершенно не высыпались.
Сразу после того, как двери лифта закрылись, произошло нечто необычное. Свет выключился на три секунды, а потом снова зажегся, и лифт пришел в движение.
Бьянка засмеялась:
– Ой, не к добру это!
– Согласен. Хотя и приятно вспомнить нашу встречу, я вовсе не уверен, что на сей раз мне удалось бы справится с ситуацией, учитывая, что в лифте со мной находятся уже две малышки, орущие во весь голос.
Она игриво шлепнула меня по руке.
– Признайся, что тебе все же понравились мои шарики и мои истошные крики в тот день?
– Еще как. Мне понравились твои шарики с первого момента нашей встречи, а особенно понравились…
– Выражайся осторожнее. Она понимает больше, чем ты думаешь.
– Гав!
– Похоже, и пес тоже, – со смешком добавил я.
Мы все уселись в ожидавший нас «Кадиллак». Бьянка пристегнула Джорджину к детскому сиденью, и наша дочка мгновенно уснула.
Половину поездки домой мы провели довольно спокойно. Тут мне в голову пришла одна мысль, и я повернулся к Бьянке:
– Ты мне так и не рассказала, что я тогда открывал.
– О чем это ты?
– Ну, как же? О той самой сексуальной фантазии, о которой ты мне пыталась рассказать несколько лет назад, но нас раз каждый раз прерывали. – Я погладил ее бедро. – Что ты себе представляла?
– В настоящий момент я могу мечтать только об одном – ты открываешь банку мороженого и скармливаешь мне в постели, одновременно массируя ноги. Это будет просто божественно.
Я откинул голову назад и рассмеялся.
