Женщина гневно дернула головой, отгоняя от себя все эти воспоминания, понимая, что сейчас становится самой уязвимой, а нужно быть беспощадной, жестокой, озлобленной. Леди Осорио с первых минут возненавидела эту девчонку с голубыми глазами, ведь у нее еще все впереди, ее сердце способно любить, ждать чуда, она чиста, словно лепестки нежного цветка. Гертрудис где-то там, в самых потайных недрах души, отлично понимала, что поступает безрассудно, но душа хотела этого, хотела криков, крови, хотела смерти.
Кристин вздрогнула от страха, заметив, как испанка резко сорвала со стены небольшой факел и сделала несколько уверенных шагов навстречу растерянной, испуганной жертве. Эти невинные очи, умоляющие о снисхождении, губы, подрагивающие, словно листья на ветру, белоснежное лицо, где почти не осталось и следов от яда, леди Осорио мечтала все это уничтожить.
Почувствовав, как яростное тепло обдало щеки, Мария поняла, что хочет сделать эта безумная женщина, и, вскочив, бросилась к двери, но негодяйка резко схватила непокорную за руку и прижала к стене, продолжая бесстрашно заглядывать в бездонные, красные от слез, глаза: – Я не хочу, чтобы ты дышала, чтобы жила, любила, мне противно, омерзительно твое счастье. В тот день я думала, что навсегда избавилась от тебя, но, видимо, матушка-судьба решила сделать по-своему. Хотя, это совершенно ничего не значит, ибо сейчас, в этот миг твое сердце перестанет биться. Ты хотела счастья, красоты? Ну, вот и получай! – Кристин рванулась вперед, ощутив, как кожа словно вспыхнула тысячами адских огней, раздался пронзительный хруст, и кричащая, потерявшая от боли и страха, голову, девушка повалилась на пол…
Глава 17
Холодное, полуденное солнце медленно скрылось за тучами, бросая на сухую траву едва заметные отблески своего сияния. Казалось, в этот роковой, повторяющийся день все, даже сама природа, грустила и укрывала землю солеными каплями печали. Маркеллин неудобно задвигался на стуле, не отводя взгляда от пасмурного, блеклого пейзажа. Вампиру казалось, что все, от птиц в далеком небе и до мелких насекомых под ногами, оплакивали эту дату: 18 число…
– Прошло ровно два месяца, – раздался слабый голос Кристин, пытающийся приподняться. Молодой человек бросился к любимой, но замер, понимая, что не может даже прикоснуться к ней.
– Нет! Прошу, не подходи! – умоляюще прошептала девушка, сделав мужчине резкий жест остановиться. После того страшного, ужасающего события англичанка до смерти боялась присутствия мсье д’Азулье, и лишь благодаря уговорам позволяла оставаться наедине с собой на очень короткий срок: – Тебе уже пора уходить, – безразлично бросила Кристин, но Маркеллин даже не пошевелился, понимая, что просто обязан не позволить возлюбленной утонуть в бездне одиночества.
Служитель Тьмы никак не мог и не хотел забыть тот день, когда нашел свою единственную избранницу посреди пустынного поля с окровавленной массой вместо лица. Самые сильные вампирские знахари разводили руками, понимая, что девушка при смерти, вместо лица у нее – сплошной, страшный ожог, и спасти несчастную может лишь чудо. Каждый день и каждую ночь у постели больной толпились десятки сильнейших лекарей клана, сам владыка не отпускал руку своей тайной возлюбленной, но, казалось, все безрезультатно. Кристин не приходила в себя, кровотечение то удавалось остановить, то оно вновь возобновлялось, ожоги немного утихали благодаря целебным настойкам, но ее глаза были закрыты… Француз надеялся, что Марию можно обратить в вампира, но яд, попадавший в артерию, не действовал. И Маркеллин прибегнул к последнему, ужасному, но единственному выходу: напоить любимую…соком Кровавого Цветка, что казалось просто невозможным. Еще по древнему сказанию, если эта кровь попадет хоть на губы простого человека, его сердце мгновенно остановиться. Вампир понимал, что этим может преждевременно остановить жизнь Кристин, но то, что было сейчас, никто и не называл жизнью. Лишь один флакон, лишь одна капля, и, возможно, любимая откроет глаза… Понимая, что прикасаться к девушке он не может, рыцарь попросил это сделать своего друга Гурии, а сам с содроганием наблюдал, как тот приоткрывает бледные губы Марии и смачивает их алой каплей. Сначала ничего не произошло, но буквально через несколько минут англичанка зашлась кашлем и медленно, мучительно приоткрыла свои пустынные очи. Маркеллин ожидал, что, увидев его, девушка хоть улыбнется, но та молча отвела взгляд в сторону. Мария ни с кем не говорила, не желала есть, принимать лекарства, даже от воды отказывалась. Этот кошмар длился три недели, несчастная медленно чахла на глазах от худобы и собственной пустоты. Мсье д’Азулье предполагал, что это подлая, бесчеловечная и жестокая Гертрудис живьем подожгла лицо Кристин, но боялся об этом спросить саму девушку. Молодой человек почти никогда близко не приближался к кровати больной, но, однажды сделав это, вмиг пожалел. Словно обезумевшая, Мария с криками отшатнулась от него, стала рыдать и кричать. Вновь весь замок погрузился в немой траур и печаль. Кристин дышала, но, сколько так может продолжаться? В конце концов, все стало медленно меняться. Мария впервые нормально заговорила, могла самостоятельно принимать пищу, но по-прежнему так и не вставала с постели, словно опасаясь, что, стоит ей сделать шаг, как адское пламя вновь поглотит ее. В эти трудные дни настоящей подругой англичанки стала недавно обращенная вампирша Агафоклия, безумно влюбившаяся в Гурии и оставившая ради него прежнюю жизнь, близких людей, весь тот привычным мир. Порой Маркеллин даже с завистью наблюдал за молодоженами, прекрасной, цветущей девушкой и ее верным любимым. Мужчина с горечью каждый раз признавал, что их отношения с Кристин совсем другие. Слишком много у этих чувств запретов, страха, крови… И вновь мсье д’Азулье убеждался в одном: ради Марии он пойдет в огонь, уничтожит все преграды на пути, но нужны ли ей эти жертвы? Француза не покидала мысль, что девушка сбежала именно от его окружения, она пренебрегла их любовью лишь ради свободы, и, увы, сразу же поплатилась за свою ошибку. Вампир знал, что ему ничего не стоит убить мерзкую Гертрудис в страшных муках лишь одним движением руки, но служитель Тьмы терпеливо ждал, пока Кристин сама не вынесет свой приговор.
Прошел тяжелый, наполненный страданиями, месяц, но, как и прежде, кроме Агафоклии молодая женщина никого к себе близко не подпускала, и все же рыцарь заметил, как изменилась возлюбленная: ее кожа побледнела, но стала какой-то холодной, мраморной, необыкновенно гладкой, и даже страшные ожоги почти прошли, что казалось совсем невозможным! Губы девушки окрасились в алый, очень насыщенный цвет, глаза светились зеленым блеском, тело приобрело женственные формы, что казалось очень странным при том, что Кристин почти ничего не ест и после каждого приема пищи ее рвет. И, однажды, Маркеллин с ужасом нашел постель любимой пустой, но куда она могла выйти, если за последнее время даже на ноги не вставала? Страх, паника, ужас захлестнули молодого человека при мысли, что возлюбленная вновь сбежала или все же Гертрудис ее нашла. Словно обезумевший, Маркеллин обыскал каждый угол замка, но безрезультатно, даже Сила не помогала, хотя она всегда вела его к нужному человеку. И, когда вампир уже собрался объявить тревогу, то внезапно благодаря своему сверхчувствительному слуху расслышал легкий смех и тихий, приглушенный разговор. Француз непонимающе замер, увидев в саду Луна и идущую рядом с ним…Кристин. Девушка упиралась своей грациозной рукой в крепкое плечо владыки, и так они медленно прохаживались по аллее, вдыхая свежий, ночной аромат. Внезапно повелитель остановился, ласково усадил спутницу на обвитую зелеными ветвями, лавку и подал высокий бокал, наполненный настоящей кровью. По запаху Маркеллин понял, что это не сок Кровавого Цветка, а алая жидкость животного. Не понимая, что происходит, мсье д’Азулье бросился в кабинет владыки клана, решив подождать его там и не желая устраивать ссору на глазах Марии.
