– Давай! – Давление стального острия в его спину усилилось. – Я сейчас пойду к другим. Одно неправильное слово, попытка к бегству – и ты мертв. – Стражник еще раз пригрозил ему копьем, а затем исчез под покровом ночи.
И вдруг Танкмара охватил такой озноб, словно он голый стоял на морозе. Вокруг него по улицам свистел ветер. Если бы он не знал, что в засаде ждут стражники, то подумал бы, что в Павии он – один-единственный живой человек.
Он нерешительно перемещал свой вес то на здоровую ногу, то на больную. Под карнизом таверны были открыты ставни. Ему надо было всего лишь крикнуть туда.
Порыв ветра подхватил накидку Танкмара. Он, защищаясь, поплотнее запахнул зеленый фетр. Следовало ли ему выдать солдатам арабов? Если он этого не сделает, то у них, может быть, еще останется надежда вступить в бой, и они смогут предстать перед своим богом с мечами в руках. А ему, Танкмару, все равно придется умереть – так или иначе.
Сквозь вой ветра он услышал приглушенные предупреждающие голоса солдат. Он зашатался, словно стоял на палубе шхуны в штормящем море. Ему вспомнилась отвратительная ухмылка Масрука аль-Атара. В первый раз он увидел его в той генуэзской таверне, когда доверил ему свою жизнь. Каким простаком он тогда был и какими подлыми людьми оказались мусульмане! Разве они заслужили чего-то лучшего, чем то, чтобы теперь их самих захватили врасплох?
Танкмар поднял свою искалеченную ногу и изо всех сил наступил на нее. Боль была такой, что ему показалось, что у него в голове взорвалось солнце.
– Масрук! Проснитесь! Вам угрожает опасность!
Этот голос проник в сон о героических битвах и полчищах павших неверных. И как раз в тот момент, когда Гарун ар-Рашид хотел передать ему должность великого визиря.
– Бегите, Масрук аль-Атар! Вам нужно бежать!
Надо же, чтобы это случилось именно сейчас! Он сердито поднял брови, посмотрел вверх и узнал черные балки потолка помещения. И вдруг снова очутился в таверне «Рыба-кит» в Павии, в империи франков. Как он ненавидел это путешествие! А кто же звал его по имени?
– Вставайте, Масрук! Будите ваших спутников!
Этот голос! Откуда он раздался?
Он оглянулся по сторонам. Постель была разворочена. Рядом с ним жирная франкская блудница сотрясалась от собственного храпа. На ее голом теле еще оставались следы утех. Между ее бедрами лежала пропитанная уксусом губка, которую она вводила в себя для предотвращения беременности. Неужели это она говорила во сне?
Нет, это кричал другой, знакомый ему голос. Он вскочил с постели, схватил саблю, подошел к двери и, прижав к ней ухо, прислушался. Тут он заметил открытое окно. Пронзительные крики раздавались снаружи.
Двумя прыжками он достиг окна. Деревянные ставни были подняты, чтобы впустить в комнату запахи ночи. Он осторожно бросил взгляд вниз, на улицу. В призрачном свете факела внизу стоял раб-сакс и смотрел на него снизу вверх. Увидев Масрука, он как-то сдержанно кивнул.
– Масрук! – крикнул Танкмар. – Измена! Нам немедленно нужно бежать, иначе нас бросят в тюрьму. Спускайся вниз и забери с собой остальных. Наше бегство уже подготовлено.
На мгновение Масрук задумался, не наказать ли ему раба за то, что он его разбудил. Однако в словах раба прозвучала настойчивость. Что-то было не так. А что стоило ему принять предупреждение всерьез? Если окажется, что сакс преувеличил, то он уж придумает, как его наказать.
Проститутка не заметила, как Масрук, уже полностью одетый, вскоре вышел из комнаты. Араб спустился по лестнице в опустевший кабак, в котором повис запах холодного дыма и прогорклого жира. Конечно, еда и здесь была никудышней. Все кулинарное искусство франков можно было назвать сплошной катастрофой. Даже князья в этой стране питались хуже, чем последний нищий в Багдаде. Масрук отдал бы своих трех спутников вместе с лошадьми за один лишь бараний кострец в меду.
Он нетерпеливо пнул упавший на пол табурет. Затем подошел к двери. Через щели между досками он увидел свет факела. Что же там могло случиться? Масруку хотелось разбудить остальных, однако он решил, что это пока не нужно. Сначала он сам хотел поговорить с саксом и посмотреть, насколько серьезной была якобы угрожавшая им опасность.
Он открыл задвижку и распахнул дверь. В пятне света его ждал Танкмар. Глаза раба возбужденно блестели.
– Чего тебе надо? – Масрук стал в дверном проеме.
Сакс кусал нижнюю губу и молчал.
– Говори! Почему ты мешаешь мне дарить счастье франкским бабам? У тебя должна быть серьезная причина – в твоих же интересах.
Раб молча смотрел вниз, на землю.
– Клянусь всеми сыновьями Али! Ты держишь меня за дурака?
Масрук сошел на три ступеньки вниз на темную улицу. Не успев дать волю гневу, он почувствовал стальное острие на горле. Солдаты выскочили из-за угла. Разгоряченные люди, вооруженные смертоносной сталью, взяли его в кольцо быстрее, чем он успел выхватить меч. Броситься в бой означало верную смерть. Он не успел бы убить ни единого врага до того, как его самого продырявили бы со всех сторон.
Он сам попал в ловушку, словно старый слепой дикий кабан. Масрук бросил взгляд на Танкмара. Руки в железных перчатках схватили сакса за руки, поволокли прочь, и он исчез в ночи. Араб остался на месте, окруженный солдатами. Он плюнул себе под ноги.
Его заманил в ловушку раб! «Прежде чем меня закуют в цепи, – подумал он, – я вспорю брюхо этому предателю саксу».
И он закричал голосом, который, казалось, долетел до самого Багдада:
– Клянусь, я отомщу! Клянусь Аллахом!
Шесть костров для сожжения людей стояли у стен города. Шесть столбов, словно предостерегающе поднятые пальцы, были устремлены вверх, в небо. Жаждущие зрелищ жители Павии ждали. Ничто не помешало им еще до восхода солнца прийти к месту казни, несмотря на ранний час.
Танкмар внимательно всматривался в лица. Неужели и вправду прошло всего лишь несколько дней с тех пор, как он стоял на коленях перед такой же возбужденной толпой, ожидая смерти от топора Грифо? Ему казалось, что здесь стоят те же люди, словно они проделали долгий путь из Генуи, чтобы наконец увидеть, как он умрет. В большинстве взглядов читалась насмешка, любопытство и ужас. На это он отвечал гордо вздернутым подбородком. Однако чем ответить на выражение сочувствия на некоторых лицах, он не знал.
Он беспокоился об Исааке. Старый еврей, весь израненный, лежал у его ног. На голове было множество ссадин, лицо распухло. Так же, казалось, пострадало и его тело, при каждом движении вздрагивавшее от боли, раны на котором были скрыты под красным плащом. Исаак старался не потерять сознание. Танкмар говорил с ним, пытаясь успокоить, хотя и не был уверен, понимает ли его старик.
Арабы выглядели лучше. Привязанные друг к другу, они стояли в нескольких шагах от Танкмара. Очевидно, они без боя сдались превосходящим силам противника. Крик Масрука все еще звучал в ушах Танкмара. Смысла арабских слов он не понял, однако догадался об их значении.
