Имма с трудом выдавила из себя улыбку:
– Все не так, как вы думаете. От проклятия вас должны спасать другие. Я сама ищу помощи.
Тон ее голоса заставил извозчика согнать с лица улыбку. В его взгляде появилось недоверие.
– Ты? Что может сделать такой, как я, для монахини?
– Я должна отправиться в далекий путь. Слишком далекий для двух старых, непривычных к путешествиям ног. Может быть, у вас еще найдется место на облучке?
– А откуда ты знаешь, что мой путь ведет в твоем направлении? – Извозчик скрестил руки на груди.
– Мне нужно в Аахен.
– Неужели лично к императору? Тогда тебе повезло, монахиня. Мне нужно в Майен, к большим залежам глины. Такую поездку я предпринимаю только один раз в два года. Это далекий путь. Но здешние горшечники с ума сходят по глине из Майена. За нее они платят любую цену. Мой путь вполне может пролегать мимо Аахена.
Сердце Иммы екнуло.
– Тогда я могу рассчитывать на вас?
– Это как посмотреть. – Он щелкнул языком. – Как правило, облучок тоже загружается товарами.
– Вы хотите возмещения? Деньгами я вам служить не могу, зато послужу благословением Божиим, молитвами и благими историями. Кто знает, может, я смогу вам помочь искупить ваши грехи?
И снова извозчик рассмеялся и грубо хлопнул Имму по плечу:
– Спасение души вместо серебра – это плохая сделка. Однако общество в долгом пути я переношу хорошо. Если ты не попытаешься затащить меня в монастырь, то мы можем попробовать поехать вдвоем.
В этот раз улыбка Иммы была искренней. Людвиг приказал ей взобраться на облучок и быстро закончил свои дела с гончаром. Затем он залез к ней на повозку, волы тронулись, и они отправились в путь.
Имма не верила своему счастью. Бог подарил ей благословение: он одобрил ее непослушание. Это могло значить только одно – что она поступает правильно. Сразу же забылись все страдания и трудности. Ее усилия не пропали даром, они того стоили. Когда повозка Людвига выехала из квартала ремесленников, Имме захотелось объехать целый свет.
Однако кучер взял направление на дворец епископа.
– Куда мы едем?
– Тебе, наверное, не терпится уехать отсюда подальше? Неужели ты не заметила, что повозка заполонена лишь наполовину? Мы еще загрузим корзины из гардероба архиепископа. Их мы отвезем в прачечную, тут рядом, в ближайшее село.
У Иммы отнялась речь. Ее якобы спаситель вез ее назад – прямо в пещеру льва.
– Да ты просто язык проглотила! Тебе, наверное, не с руки помогать мне?
Она кивнула. Пусть Людвиг думает что хочет.
– Как хочешь, – проворчал он. – Но за это ты сваришь нам сегодня вечером супчик. Поняла?
Повозка миновала ворота, Имма лишь коротко кивнула сторожам, и они остановились возле покосившегося от ветра сарая стразу же рядом со стойлами. Людвиг спрыгнул с облучка и исчез в бараке. Вскоре он вернулся с мальчиком, прислуживавшим на кухне. Оба несли перед собой по огромной, сплетенной из ивовых ветвей корзине, которые они с трудом взвалили на повозку. Затем они снова исчезли в хижине, чтобы принести остальные корзины.
Имма опустила капюшон поглубже на лицо, желая, чтобы это была шапка-невидимка, о которой пели язычники в своих песнях о героях. А если на улицу вдруг выйдет архиепископ? Или один из его придворных? Ей вспомнился худой человек с родинкой, который показался особенно страшным.
Повозка заполнялась ризами; мужчины делали это с большим рвением, так что повозка начала раскачиваться. При каждом движении Имма испуганно вздрагивала.
Наконец Людвиг вскарабкался на облучок.
– Проклятье! До чего же тяжелое это архиепископское белье! И чего вы, духовники, только не носите на своем теле?
Он принялся погонять волов.
Имма расслабилась:
– Вы не должны ругаться, извозчик Людвиг. И уж особенно не в присутствии монахини.
Людвиг не успокаивался:
– Что-то таинственное должно быть в одеждах монахов и монахинь. Посмотри на саму себя. Ты хочешь добраться до Аахена, а кроме того, что надето на тебе, у тебя нет ничего с собой. Ты должна признать: для такого простого человека, как я, это кажется довольно глупым.
Повозка, покачиваясь, выехала из квартала архиепископа и направилась к городским воротам. Путники вздрагивали от толчков на каждом ухабе, камне или корне дерева. Если Людвиг не мог объехать какое-то особенно большое препятствие, повозка кренилась набок под наводящим страх углом, так что груз позвякивал. Людвигу такие препятствия нравились, и он умело направлял своих волов вокруг лощин и препятствий, словно капитан в штормящем море.
Осень вступала в свои права. После сбора урожая на сжатом мокнущем жнивье было много ворон. Леса сменили цвет с зеленого на пожухлый. Ветер пел о бушующих штормах и о снеге, который вскоре занесет все.
Имма рассказывала. О святых, которые избрали мученическую смерть вместо того, чтобы предать свою веру. О страданиях Христа. О миссионерах и об их чудесных делах. О франке Хлодвиге и римлянине Константине – двух королях, которые отказались от старых богов, чтобы теперь служить одному-единственному.
– Хлодвиг, – поучающе сказала она возчику, – был почти вашим тезкой.
– Ничего в этом нет, кроме монашеского лепета и поповских сказок, – перебил ее Людвиг. – Если я ищу утешения, то иду к виночерпию. Длительную поездку лучше услаждать веселыми историями.
– Вы их найдете в кабаке. – Она сжала губы и замолчала.
– Перестань, перестань! Немного юмора еще не повредило ни одному святому. Ваши так называемые язычники в любом случае знали множество таких историй. Ты знаешь историю о Радбоде, предводителе фризов?
Имма молча воззрилась на него.
– Я сейчас тебе расскажу. Значит, так, сто зим тому назад миссионер Винфрид отправился в страну диких фризов. Там он хотел распространять легенду о боге христиан и заниматься ловлей душ.
– Укоротите ваш язык, извозчик! Винфрид был святым человеком.
– Ну, может быть, и так. Как бы там ни было, он встретил Радбода. «Радбод, – сказал он ему, – все твои предки горят в аду. Но ты можешь избежать этой участи, если дашь себя окрестить». Однако Радбод ответил: «Общество моих древних предков в пекле для меня лучше, чем общество твоих тысяч трусов на небе». – Людвиг согнулся от смеха и шлепнул ладонью по спине Иммы.
Возчик резвился, словно кошка в мышином гнезде, рассказывая одну похабную историю за другой. Он повествовал о фривольных принцессах и распутстве в мужских монастырях. В его фантазиях блудом занимался сам император с баранами, а архиепископы – со старухами.
Имме стало плохо. Как ей только могла прийти в голову идея ехать через всю страну с таким человеком?
