Ярость охватила Исаака.
– Кто несет ответственность за это свинство?
Когда мальчик вздрогнул от его крика, еврей взял себя в руки.
– Кто сделал такое с ребенком? – Его голос срывался и был похож на скрип струбцины.
Крестьянка медленно поднялась на ноги.
– Это был северный ветер. Всегда, когда он веет над домом, он приносит влагу и несчастье. Он отнял разум у моей Гислы, прежде чем она родилась. Прошлой зимой он снова спустился с гор и забрал с собой Эмихо, моего любимого мужа. Он погнал его на войну, которая была совсем не нашим делом. Эмихо сражался на стороне Дезириуса, нашего старого короля лангобардов. Из страха перед восстанием Дезириус запретил крестьянам носить оружие и послал их на битву вооруженных палками. Франки всех их нанизали на копья. А теперь у меня еще умирает Рорико. Через два лета он должен был унаследовать этот двор.
Она тяжко всхлипывала от ярости и слез.
– А эти раны? Вы пытались применить искусство врачевания к ребенку?
– Две недели назад мальчик погнал свиней в лес, чтобы они досыта наелись буковых орешков. При этом он, видно, попал во владения дикого кабана-вепря. Как бы там ни было, он вернулся домой с раной на плече. На следующую ночь у него начался жар. Что мне оставалось делать? В конце концов, надо было убрать жар из его головы. Тогда я остригла его и разрезала ему кожу на голове крест-накрест. А затем натерла кости под раной солью, чтобы дьяволам, поселившимся в нем, стало плохо. И они из него вышли, но было уже слишком поздно. Он так и не выздоровел. Ты можешь ему помочь? Ты лекарь или колдун?
Исаак молча смотрел на умирающего ребенка. Крестообразная рана на голове мальчика подтвердила историю его лечения. Крестьянка не зашила ужасную рану, а заклеила ее яичным белком и тем самым подготовила почву для нагноения. Для любого искусства врачевания было уже слишком поздно.
Вдруг он услышал топот копыт. Дверь резко распахнулась, и в помещение ворвался Танкмар. Он увидел своего хозяина в тени помещения и подскочил к нему.
– Они приближаются. Я их увидел. Три всадника. С востока.
– Только трое? – Исаак потер себе подбородок. – А где слон?
– Мне пришлось оставить его в укрытии, потому что я хотел побыстрее добраться до вас. Они могут нас здесь спрятать?
Танкмар поднял кружку с пола, понюхал жидкость в ней и жадно выпил. Через выгнутую поверхность края кружки он бросил на крестьянку любопытный взгляд.
– Ты врываешься в дом как ветер, но другой возможности я не вижу. Если мы бросимся бежать, они будут преследовать нас по пятам. Если мы примем бой, то не выживем. А теперь, добрая женщина, мы в ваших руках. – Исаак насмешливо поклонился в сторону крестьянки.
Лангобардка долго не раздумывала:
– Сделайте Рорико здоровым. Тогда я вам помогу.
Исаак опустил глаза:
– Я боялся, что вы предложите нам нечто подобное. Я дипломат, а не лекарь. Вы хотите меня за это покарать?
И только сейчас Танкмар увидел детей. Он бросил на Исаака ничего не понимающий взгляд.
– Я не могу вылечить вашего сына. Он умирает. Лучше всего, если вы поможете ему и избавите от боли и мучений. – И с этими словами Исаак повернулся, чтобы уйти.
Но едва он подошел к двери, крестьянка схватила его за края плаща:
– Если мой сын действительно должен умереть, я прошу даровать ему быструю смерть. Я же не могу убить его сама. Может быть, есть место, где отец уже ожидает его.
Исаак подивился разуму крестьянки. Она не расходовала силы на сентиментальность. Он почтительно отнесся к спокойствию и самообладанию, с которым она высказала свое желание, и ответил ей легким кивком.
Он возвратился к постели мальчика и склонился над ним. Ребенок воспаленными глазами следил за каждым его движением. Исаак взял с полки полотенце и накрыл им маленькое тело. Он надеялся на неожиданный поворот – крик или хотя бы защиту со стороны сестры, на что-нибудь, что сделало бы лишним то, что должно было за этим последовать. Разве Бог не вмешался, когда Авраам уже был готов принести в жертву Исаака?
Однако времени на ожидание чуда не оставалось. Он убедился, что крестьянка вышла из помещения. Затем он зажал руками рот и нос мальчика. Это длилось недолго. Рорико даже не затрепыхался, лишь его зрачки то сужались, то расширялись, дико глядя по сторонам. На какой-то момент его пустой взгляд прояснился, а затем погас. Ребенок был мертв.
Исаак уложил безжизненное тело мальчика на пол, лег рядом с ним, раскинув руки и ноги, и стал просить Бога о прощении. Это был не первый случай, когда он даровал человеку смерть, однако еще никогда вина не ложилась на него столь тяжким бременем, как в этот раз. Даже тогда, когда он посылал своих соратников в горах на съедение собакам. Страшное путешествие по горам было испытание Божьим. Но этого лангобардского мальчика он убил из корысти, потому что его смерть давала ему преимущество – возможность выжить.
Исаак потерял контроль над своими руками, которые лежали на твердом утоптанном полу и затряслись сами по себе:
– Господи, ибо у Тебя прощение, дабы благоговели пред Тобой. – Он повторял эти слова снова и снова.
Кто-то дернул его за рукав. Над ним стоял Танкмар, и на его лице было написано нетерпение. Исаак поднялся. Наступило время действия. Скоро их настигнут преследователи.
Масрук аль-Атар ненавидел страну франков. Здесь на всем лежала влага. Она поднималась от земли, падала в виде мелкого дождя с неба и висела в воздухе плотным туманом. Влага проникала через его одежду, продуваемую ветром. Ветер нагонял холод с вершин гор и сковывал движения всадников.
Хубаиш первым обнаружил крестьянскую усадьбу. Она казалась призрачной франконской фата-морганой, полускрытой завесой слабого тумана. Вид подворья заставил возликовать духов жизни Масрука. Слон должен был вызвать любопытство жителей этого двора, даже если бы все они были глухи, слепы и глупы. Никакого сомнения. Крестьяне должны были что-то видеть, и у него появилось желание выбить из них все, что они знали, лишь бы согреться. Отдых возле костра и горячая еда – то, что, кроме всего прочего, нужно было из них выбить. Всадники направили лошадей к одинокому крестьянскому дому.
Возле двери их ожидала крестьянка, скрестившая руки на груди. Арабы устало слезли с лошадей и встали перед женщиной:
– Впусти нас в дом и зажарь мяса. Мы устали от долгой скачки и хотим посмотреть, знают ли франкские крестьяне слово «гостеприимство».
Женщина упрямо вздернула подбородок:
– Крестьяне франков, может быть, и знают. Но эта земля принадлежит лангобардам.
У Масрука не было настроения соревноваться в колкостях. Он оттолкнул крестьянку в сторону, и вот его люди уже были в доме. Халид проверил миски и кружки на шатких досках вдоль западной стены. То, что ему не нравилось, он бросал на пол. За ним тянулся след из черепков, луж молока, зерна и разного зелья. Масрук и Хубаиш упали на табуретки и стали осматриваться вокруг. Хубаиш положил копье себе на ноги и стал гладить украшенное орнаментом кедровое древко оружия. И лишь сейчас Масрук увидел молодую женщину, которая прижалась к стене в темном углу. Он кивком подозвал девушку к себе, и та неохотно последовала его воле. Глаза Масрука упивались ее телом:
