Громкий крик Масрука аль-Атара словно сдвинул с места лавину. У араба в левой руке внезапно очутился кинжал, а в правой – сабля, и он кинулся к Гисле, сопровождаемый Хубаишем и Халидом.
Танкмар бросился навстречу нападавшим. Одна из сабель просвистела прямо над ним. Он одним прыжком он уклонился от нее и больно ударился о скалу.
– Проклятье! – вскрикнул он.
Абул Аббас немедленно послушался команды. Хобот обхватил Гислу за бедра и поднял вместе с младенцем вверх. Удары Хубаиша и Халида рассекали воздух, однако кривой кинжал Масрука по самую рукоять вонзился в ногу слона.
Боль превратила и без того напуганное животное в исчадие ада. Слон завертелся вокруг собственной оси, подняв хобот с женщиной и ребенком высоко вверх. Лошади, фыркнув, отпрянули назад. Заржав, они попытались сорваться с привязи, но веревки помешали им убежать от разбушевавшегося великана. Нога слона чуть не зацепила пошатнувшегося Халида.
Масрук отозвал своих приспешников. Крики арабов сопровождали танец слона. Гисла, обхватив ребенка, крепко зажмурила глаза и завывала при каждом повороте слона.
Танкмар поднялся на ноги. Вокруг него бушевала ожившая боевая машина, дьявольское создание какого-то сошедшего с ума бога. Дотянуться до слона было невозможно. Одним ударом бивня великан разорвал привязи лошадей, и они обратились в бегство. Абул Аббас бросился вслед за лошадьми, словно они указали ему путь, и понесся через лагерь, срывая с мест палатки и топча костры.
Раздались крики. Какой-то франк в кожаном переднике не успел отпрыгнуть в сторону, попал в круговорот и упал, растоптанный. Бивни слона рвали полотнища, сбрасывали лестницы и строительные леса вместе со стоящими на них рабочими. Слон оставлял за собой следы опустошения. Солдаты, повара, слуги бросились бежать, однако никто не знал, от кого или чего и куда бежать. Тюрбаны троих арабов еще некоторое время виднелись, словно руки утопающих, над морем голов и колышущихся палаток, а затем исчезли.
Танкмар вскарабкался на скалу, чтобы проследить, куда помчался слон. Гисла, все еще крича, висела у него на хоботе. У Абула Аббаса кровоточило множество ран, полученных во время бегства. Уши оттопырились, словно огромные паруса, и он, как военный корабль, пронесся мимо горного приюта для путников. Герцог Фульхер, который в этот момент выскочил из двери, был просто размазан по стене дома.
Даже до последнего хранившие спокойствие люди сейчас были охвачены паникой. Танкмар вцепился в скалу, а под ним человеческая масса билась о камни.
И тут он уловил запах дыма.
Южная часть лагеря была охвачена пламенем. Дым и гарь заполнили небо, языки пламени взвились над верхушками палаток. Ветер только раздул пожар, который уже захватил значительную площадь и гнал перед собой еще одну группу спасающихся от огня людей. И вот человеческие массы смешались одна с другой.
Кто-то дернул его за ногу. Это был Исаак, державший под мышкой охапку шкур. Старик стянул его со скалы и потащил за собой. Позже Танкмар не смог бы объяснить, как им удалось протиснуться между прижатыми друг к другу телами. Он отбивался ногами, руками, брыкался и получал пинки и удары с другой стороны, но старался не терять Исаака из виду. Еврей тоже пробивал себе дорогу через толпу, ударяя локтями по глазам, а коленями – по половым органам. Единственным желанием Танкмара было не упасть и не быть растоптанным.
Наконец они вырвались из толпы, но только для того, чтобы обнаружить, что стоят на краю обрыва. Но, кажется, Исаак умышленно направлялся к этому месту. Он сунул в руку Танкмару одну из шкур.
– Уложи шкуру на землю кожей вниз. Видишь, как я делаю? Ложись на нее и съезжай вниз по склону. Управляй ногами!
Неужели еврей сошел с ума? Танкмар не поверил своим глазам, когда Исаак уселся на шкуру, оттолкнулся и со страшной скоростью помчался вниз по заледеневшему склону. Снег поднимался в воздух там, где он задевал ногами землю, его длинная серебристая борода развевалась, словно боевое знамя во время штурма. Не прошло и мгновения, как он скрылся из виду.
Танкмар нерешительно мял в руках шкуру, которую дал ему старик. Позади раздавались удары, крики, шел дым. Обратный путь был отрезан стеной, состоявшей из людей. В нескольких шагах от него отчаявшиеся люди просто бросались в пропасть. Промедление означало смерть. Из груди Танкмара вырвался крик. Затем он бросил шкуру на землю и сел на нее. От одного вида крутого склона у него даже закружилась голова, и он закрыл глаза. Его пальцы вцепились в шкуру. Он оттолкнулся от земли.
17
Порыв ветра заставил коршуна покачнуться в воздухе. Он поднял крылья, чтобы не дать ветру атаковать себя. Рулевыми перьями хищная птица стала ловить восходящие потоки воздуха. Заяц в его когтях был мертв, однако от запасенного на зиму жира он был настолько тяжел, что коршун едва мог удерживать его. Пора было возвращаться в гнездо, но в этот ненастный осенний день ветер над речной долиной был так непредсказуем, что птица не могла предугадать смены его направлений. Следующий порыв ветра рванул раздвоенный хвост хищной птицы вверх и направил ее камнем вниз, и тут же боковой ветер швырнул ее в сторону и вправо. Крючковатый клюв птицы открылся, чтобы издать злобный хриплый крик, разнесшийся над землей. Это не помогло. Птица раскрыла когти и отпустила добычу. Облегченный, коршун встряхнул перьями, резко забил крыльями, словно танцуя, теперь уже в ритме ветра, поднялся вверх и исчез.
Аделинда и Имма уже несколько часов не обмолвились ни словом. Голод, усталость и гипнотизирующее раскачивание повозки, запряженной волами, которое время от времени прерывалось выбоинами на дороге, усыпляли их.
Громкий хлопок вырвал их из полудремы. Что-то сбило Аделинду с облучка. Имма натянула поводья, и животные неуклюже остановились. Монахиня спрыгнула в грязь и побрела к своей напарнице, которая уже встала на ноги и держала в руке зайца. Заяц был мертв.
– Проклятье! Почему здесь ни с того ни с сего зайцы падают с неба? – Аделинда с отвращением смотрела на труп животного. Ее лоб был измазан кровью зайца, а одежда перепачкана грязью.
Имма, увидев, что с послушницей ничего не случилось, переключила внимание на зайца:
– Не ругайся перед лицом чуда! Это подарок Господа. Наши молитвы были услышаны. На сегодня с голодом покончено. Давай поищем место для ночевки и предадимся чревоугодию.
Аделинда дала пожилой монахине поднять себя на ноги.
– А у вас вообще есть опыт приготовления дичи? В монастыре нам всегда давали только пшенную кашу да хлеб. Мы можем говорить об удаче, если нам удастся разжечь костер. Вы же не хотите назвать костром кучи, что дымились прошлыми ночами?
От чего это зависело – от отчаяния, порожденного пустыми желудками, или же и здесь был замешан Бог? До наступления ночи женщинам удалось извлечь из кучи хвороста огонек, раздуть его, расшевелить, и теперь языки пламени взвивались в небо. Вскоре заяц лишился шкуры и внутренностей – Имме удалось вспомнить некоторые приемы, подсмотренные ею у ключницы; теперь он жарился над огнем, а жир с шипением капал в костер.
