Розвита придерживалась этой веры. Иначе зачем ей нужна была эта единственная монета? Танкмар подобрал пояс, сломал заклепку и вытащил римскую монету. Он сжал золото в руке, чувствуя, как металл стал теплым. Не было кинжала, не было спасения бегством, не было свободы. Он сдохнет здесь, в этой проклятой стране, точно так же, как и Розвита.
Его мысли словно пробудили Грифо, и тот начал подавать признаки жизни. Он застонал и захрипел. Танкмар не двигался. Он сидел на земле, словно загнанная в западню дикая свинья. Его ногти впились в ладони, а монета, горячая и влажная, двигалась между пальцами туда-сюда.
Мертвая женщина рядом с ним, которая по крайней мере могла заплатить за переправу на тот берег вечности. Он нагнулся и схватил рукой челюсть трупа. Одним рывком он открыл ее синие губы, другим движением опустил челюсть вниз. Рот Розвиты являл собой зловонную бездну, в которой уже началось гниение. Танкмар вспомнил о волке Фенрире, который где-то внизу сделал свое дело. Может быть, он ждал новых жертв сейчас, когда Розвита уже мертва?
«Вперед, – подумал Танкмар, – смерть для меня и так неизбежна. Может быть, действительно появится Харон и тоже заберет меня с собой в путешествие».
Зажав золотую монету между большим и указательным пальцами, он засунул правую руку в пасть Розвиты. Он нащупал жалкие остатки ее зубов и шершавый язык, засунул под него монету и хотел уже вынуть руку, как почувствовал глубоко в глотке Розвиты что-то твердое. Он схватил это нечто и вытащил руку из безжизненного тела. В руке у него был кинжал.
«Какая хитрая сука, – промелькнуло у Танкмара в голове. – Она все время прятала кинжал у себя в глотке». Колдовство? Нет, конечно. Она должна была получить ужасные раны. Ее скрипучий голос, постоянный хрип, кашель, кровь изо рта – теперь все стало понятно.
Он решительно сжал кусок стали. Веревка больше не будет его удерживать. Слой за слоем клинок разрезал нити. Путы упали на землю, он был свободен.
Он посмотрел в яму. Работорговец все еще лежал на земле, неподвижный и беззащитный. Танкмар прокрался к Грифо и склонился над ним, держа кинжал в руке.
Через несколько мгновений он поспешно поковылял прочь из тени деревьев, сжимая в руке кошель, который срезал с пояса пребывавшего без сознания работорговца. Когда Грифо придет в себя, наверное, задохнется от злости. Танкмар подавил смех и отправился обратно в Геную. Блеяние коз еще долго преследовало его.
4
Пупок танцовщицы пах лавандой. Масрук дотянулся носом до ее трепещущего живота всего лишь раз. Затем он позволил ей ласково оттолкнуть себя. Ее бедра двигались в такт, лишая самообладания всех мужчин, которые в этот вечер пришли в кабак под названием «Плетка-девятихвостка».
Масрук встал и посмотрел на свою команду. Хлопая в ладоши, громогласно смеясь, с разгоряченными лицами моряки окружили танцовщицу, которая, несмотря на свое франкское происхождение, знала, как вскружить голову мусульманам.
«Какие счастливые идиоты», – подумал Масрук. Завтра утром они отправятся в путешествие домой, в Багдад, жемчужину Востока, где плоть женщин твердая и темная. Не такая мягкая и белая, как у франкских блудниц. Да, Багдад… А Халид, Санад, Хубаиш и он, Масрук аль-Атар, сын великого визиря, обречены терпеть лишения в стране варваров. Даже хуже того: они будут вынуждены унижаться перед правителем этого нецивилизованного народа и просить его принять подарки Гаруна ар-Рашида, защитника umma
[8] – общины правоверных.
Он отвернулся от танцовщицы и пошел сквозь дым кабака к столу, за которым его спутники угощались вином.
– Ты все еще держишься, Масрук? – Взор Халида помутился. Он протянул ему кружку, на дне которой барахталась горстка мух.
Масрук укоризненно скривил свое морщинистое лицо:
– Аллах может видеть даже то, как мы ведем себя здесь, Халид. Пусть даже Мекка и Медина находятся на расстоянии многих дней пути. Тем не менее Аллах наблюдает за тобой даже со дна этой глиняной кружки. Когда ты допьешь последний глоток, тебе придется посмотреть ему в лицо.
Халид поднес кружку к губам и опустошил ее вместе со всем, что в ней плавало. Он демонстративно оглядел кружку.
– Ты ошибаешься, Масрук. Аллах живет не здесь. Убедись в этом сам. – И он протянул ему кружку. – И прикажи наполнить кружку снова, друг Пророка! Жара в этом заведении разрушает мою веру.
Масрук выхватил кружку и разбил о голову Халида. Белый тюрбан смягчил удар, но Халид повалился набок и больше не двигался. Санад и Хубаиш отодвинули свои кружки с вином на безопасное расстояние, когда Масрук сел рядом с ними.
– Очистите ваш дух, – проникновенно сказал он. – На восходе солнца мы с евреем и грузом отправляемся в Павию. Одни. Мы быстро завершим путешествие. Срочные дела требуют моего возвращения ко двору. Мой гарем истосковался по моему телу.
Маленький Санад кивнул. Хубаиш, бледный и изможденный, цинично усмехнулся. Как всегда, его любимое оружие лежало у него на коленях – парадное копье, древко которого он постоянно гладил. Халид с трудом поднял свое мускулистое тело и сел за стол. Искра строптивости в его глазах погасла.
Тоска по своим женам разгорячила Масрука. Он оглядел кабак, ища глазами танцовщицу. Она должна подарить ему удовольствие, и именно в этот час.
У двери он заметил какого-то оборванца, нерешительно заглядывавшего в таверну. Туника молодого парня свисала лохмотьями, синяки покрывали его тело с головы до босых ног, одна из которых была как-то странно вывернута. Пришедший пытался спрятать какой-то предмет величиной с кулак у себя в руках. Масрук свел брови. Он учуял добычу.
Танкмар робко вошел в кабак. Темное помещение было заполнено арабами, а разлитое вино превратило опилки, которыми были посыпаны деревянные половицы, в кашу.
– Эй, ты! Пошел вон отсюда! – резкий приказ подействовал на него, как удар. Перед дубовыми бочками с правой стороны от него стоял тощий хозяин кабака, уперев кулаки в бедра и энергично мотая головой.
Танкмар не слушал его. Уже два раза его выгоняли из кабаков. Но теперь ему это надоело. Его преследователь уже, наверное, в поисках его бегал по улицам, а он все еще не мог сдвинуться с места.
– У меня есть серебро, – крикнул он хозяину, – я плачу новой франкской монетой. – Он сам ненавидел себя за жалобный тон.
Хозяин задумался, но, казалось, не поверил новичку. Танкмар приподнял кошель Грифо, который до сих пор прятал, повыше, словно захваченный флаг вражеского войска. И тут чья-то тяжелая рука обхватила его за плечи.
– Ладно, виночерпий! Наш юный друг – мой гость, – сказал кто-то хриплым низким голосом на ломаном франкском языке.
Танкмар резко повернулся, и его нос чуть не утонул в черной, разделенной надвое бороде.
– Мой гость, – снова раздался голос, заглушивший все разговоры. Борода украшала лицо человека с запавшими блестящими глазами и большим изогнутым носом, напомнившим Танкмару серп.
