И тут у Гисберта снова прорезался голос:
– Простите слабость старика. Это богослужение мы продолжим. Братья мои, пожалуйста, идите и подготовьте все на ночь. А вы, люди императора, потерпите, мы совместно закончим богослужение. Может быть, скоро вас настигнет смерть в бою, и я хочу вам дать возможность примирения с Богом в исповеди. Помолимся!
Зачем Гисберт теперь отсылал братьев-монахов из церкви? Почему они не остались и не стали молиться за души тех, кто прибыл сюда, чтобы защитить их? Имма все еще смотрела на монаха, который был совсем не монахом и ответил на ее взгляд жуткой ухмылкой. Он отдал ей кубок и удалился вслед за остальными носителями монашеских одежд. Карл и его люди, наморщив лбы, смотрели вслед монахам, которые один за другим протискивались в низенькую боковую дверь и наконец закрыли ее за собой.
Один только Саудрат сдвинулся с места.
– Западня! – крикнул он, тяжелыми шагами бросился к боковой двери и дернул ее. Однако выход уже был закрыт снаружи.
Франки выхватили оружие. Однако здесь не было никого, с кем они могли сразиться. Один лишь аббат Гисберт, дрожа, все еще стоял у алтаря. Его лицо было бледным, и он снова залился слезами.
Карл приказал своим людям проверить, можно ли открыть главный портал. Затем он поднялся на три ступеньки вверх к алтарю и схватил Гисберта железной хваткой за худое плечо:
– Что здесь происходит, аббат? Куда исчезли ваши братья? Почему нас заперли здесь?
Император, возможно, уже предчувствовал ответ, но то, что сообщил ему Гисберт, заставило его на какой-то момент утратить самообладание. Он безжалостной рукой заставил аббата встать на колени. Другой рукой повелитель западного христианства смел с алтаря кубки, Библию и свечи, которые с шумом рассыпались по полу церкви. Еще никогда Имма не видела Карла Великого таким взбешенным.
– Эти монахи на самом деле разбойники, – сказал аббат Гисберт, и Имма поняла по его голосу, что для старого церковника было облегчением открыть им правду. Две ночи назад вооруженные люди появились в монастырской спальне и заперли всех его братьев в винном погребе. Как они попали в монастырь, аббат не знал. Однако он предполагал, что им кто-то открыл дверь.
Имма окаменела:
– Вы впускали в монастырские стены торговца реликвиями?
Гисберт кивнул. Человек по имени Гунольд был гостем их монастыря. Он утверждал, что у него есть мощи святого Аунария. Гисберт, низко опустив голову, признался, что он из жадности и желания заполучить эти кости не устоял пред искушением пригласить чужака в монастырь.
Карл приказал аббату не останавливаться на подробностях, и Гисберт рассказал, как ему открыли, что император франков самолично находится на пути к Санкт-Аунарию, и как вторгшиеся сюда чужаки угрожали ему убивать одного монаха за другим, если Гисберт не сделает то, что ему прикажут.
– Вы должны были внушить нам, что мы находимся в безопасности, и заманить нас в церковь! – крикнул Карл Великий, стоя под сводами церковного нефа. Эти слова были усилены старыми стенами, как до этого пение Иммы.
– Отпустите аббата, Карл. Разве он мог принять решение, которое лишило бы жизни братьев ордена? – Имма положила руку на руку Карла, которая все еще железной хваткой держала старого Гисберта.
Карл стряхнул ее руку:
– Вы взяли на себя тяжкий грех, Гисберт. Помогите нам вырваться из этой тюрьмы. Есть ли здесь еще выход, может быть, тайный ход?
Гисберт покачал головой:
– Нет, мы – простой монастырь. Такие устройства, может быть, бывают в пфальцах, но здесь…
И вдруг послышался треск пламени. Под большими церковными вратами внутрь храма заползал дым. Через несколько мгновений дым поднялся до капителей колонн и распространился под крышей.
Церковь горела.
Спина Танкмара буквально влипла в стену. Он стоял в коридоре, соединявшем кельи, прижимаясь к стене, насколько это было возможно. В келье рядом с ним вооруженные монахи обсуждали заговор, который должен был потрясти всю империю.
Хотя он не мог всего расслышать в приглушенных голосах, однако было ясно, что император и его люди, а также монахини, Абул Аббас и он сам находились в смертельной опасности. Карл Великий должен был умереть. Здесь, в Санкт-Аунарии. И уже сегодня.
Император верил, что доберется до монастыря раньше нападающих и тем самым создаст себе преимущество. На самом же деле все произошло наоборот. Враг раньше попал в Санкт-Аунарий и теперь был хозяином положения. К тому же, в отличие от франкских воинов, люди архиепископа были очень умелыми в маскировке. Не в битве умрет император франков, а в западне. Карл Великий и его люди были обречены на смерть, если он, Танкмар, их своевременно не предупредит.
Пол буквально горел у него под ногами, однако он заставил себя стоять неподвижно, прислушиваясь к шепоту, в котором звучали слова об убийстве и предательстве. Бегство сломя голову никому не поможет. Без доказательств франки ему все равно не поверят. Он должен узнать больше о планах фальшивых монахов. В этот момент он особенно сожалел о потере уха.
– А зачем монахи должны выстригать себе дырку в волосах? Моя старуха вряд ли меня узнает. Как ты считаешь, Траско?
– Я считаю, что мы не должны сидеть здесь сложа руки, а следить за тем, чтобы никто не убежал. – Надтреснутый голос Траско дрожал от волнения.
– Успокойся и выпей еще глоток! Оба выхода из церкви закрыты на крепкие засовы. Там даже тараном невозможно быстро пробить дверь! Кроме того, все наши люди стоят перед воротами и подкладывают дрова в огонь. Император влип, и с наступлением ночи дым прикончит его.
– А что, если им удастся разбить двери?
– Тогда наши люди ворвутся в церковь и убьют каждого, кто к тому времени не задохнется в дыму. Но до этого не дойдет. Ворота и двери сделаны из толстого дубового дерева, а у людей императора с собой только мечи. Ими они могут рубить дерево целыми неделями. Нет, выхода у них нет. Вскоре императора вместе с его герцогами постигнет жалкая смерть от удушья или же их убьет упавшая крыша.
Третий голос присоединился к ним, противный, словно плевок легочного больного:
– Мне жалко обеих женщин. Маленькую и нежную мы могли бы поделить между собой вчетвером. А с жирной старухой остальные получили бы удовольствие на целых несколько дней.
– Точно. А потом она бы лопнула, – захихикал Траско.
– Какую участь ты выбрал для монахов, Гунольд? Распятие на кресте или рабство?
– Никто не должен выжить. О смерти императора никто не должен знать. Любой ценой. Мы убьем бенедиктинцев, как только франки будут мертвы. До тех пор они остаются пленниками.
– Но пока монахи торчат там, внизу, мы не можем опустошить винные запасы. Давай лучше убьем их сразу, а потом вытащим бочки наружу.
Танкмар услышал достаточно. Так же беззвучно, как луна плывет по небу, он повернул назад. Пока он пробирался оттуда, в его голове бушевал целый ураган. Император сам угодил в западню. Такое случается с военачальниками, когда они становятся слишком старыми для своего кровавого ремесла. Их глаза туманятся, уши устают от болтовни баб, а дух слишком занят тоской по мягким постелям, чтобы замечать опасности.
