Глава 8
Мы проспали до десяти вечера и проснулись, умирая от голода. Я спустился в кухню и сделал сэндвичи с итальянской салями и швейцарским сыром на ржаном хлебе, нашел кувшин бургундского и отволок все это добро обратно наверх для позднего ужина в постели. Мы быстро все подмели, обмениваясь по ходу дела отдающими чесноком поцелуями и роняя крошки на простыни, обнялись и опять завалились спать.
Вырвал нас из сна телефонный звонок.
Робин сняла трубку.
– Да, Майло, он тут. Нет, всё в порядке. Даю.
Она передала мне трубку и опять зарылась в простыни.
– Привет, Майло. Сколько сейчас времени?
– Три часа ночи.
Я резко сел в кровати и протер глаза. Небо за световым люком в крыше было черным.
– Что случилось?
– Это та девчонка – Мелоди Куинн. Она словно взбесилась – проснулась с криками. Бонита позвонила Тоулу, а тот перезвонил мне. Требует, чтобы ты немедленно туда приехал. Похоже, он вне себя.
– Пошел он в жопу. Я ему не мальчик на побегушках.
– Хочешь, чтобы я ему это передал? Он тут, рядом.
– Так ты там, что ли? У нее дома?
– Естественно! Ни дождь, ни град, ни тьма, ни прочая фигня не остановят нашего верного слугу общества, и все в таком духе
[28]. У нас тут теплая компания. Доктор, Бонита и я. Ребенок спит. Тоул ей чего-то вколол.
– Еще бы.
– Девчонка проболталась мамаше насчет гипноза. Тоул хочет, чтоб ты был здесь под рукой, если она опять проснется – вывести ее из транса или еще чего.
– Вот говнюк… Гипноз тут совершенно ни при чем. У ребенка проблемы со сном из-за всей этой наркоты, которой он ее пичкает.
Но сам я был далеко не так уверен в своих словах. После сеанса на пляже она наверняка переволновалась.
– Я уверен, что ты прав, Алекс. Просто хотел дать тебе повод приехать сюда, чтобы узнать, что происходит. Если ты хочешь, чтобы я отшил Тоула, то я это сделаю.
– Повиси-ка на телефоне минуточку. – Я помотал головой, стараясь обрести ясность мыслей. – Она сказала что-нибудь, когда проснулась, – что-нибудь вразумительное?
– Я только самый конец застал. Они сказали, что это произошло уже четвертый раз за ночь. Девочка кричала и звала отца: «Папочка, папочка!» – типа того, но очень громко. Это и выглядело, и звучало довольно паршиво, Алекс. Лично меня это напрягло.
– Все, уже еду. Постараюсь побыстрей.
Я одарил спящую мумию рядом со мной поцелуем в попку, слез с кровати и поспешно оделся.
* * *
Помчался в машине вдоль океана, направляясь к северу. Улицы были пустыми и скользкими от водяной пыли с океана. Навигационные огни на конце пирса мерцали, словно булавочные проколы в черной бумаге. На горизонте маячили несколько траулеров. В этот час акулы и прочие ночные хищники наверняка вовсю рыскали по дну океана в поисках добычи. Интересно, подумалось мне, какая кровавая резня идет сейчас под глянцево-черной кожей воды и сколько еще ночных охотников крадется сейчас по суше, скрываясь в темных переулках, за мусорными баками, прячась среди листьев и веток пригородных кустов – широко раскрывших глаза, тяжело дышащих…
Пока ехал, разработал новую теорию эволюции. У зла имелась своя собственная метаморфоза разума: акулы и острозубые гадины, слизисто-скользкие ядовитые твари, скрывающиеся в вязком иле, не сдались в постепенном процессе превращения в амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих. Единственный качественный скачок перенес зло из воды на сушу. От акулы к насильнику, от угря к грабителю с ножом, от ядовитого слизня – к убийце с дубиной, когда кровожадность зашита уже в самой сердцевине спирали ДНК.
Казалось, что тьма давит на меня со всех сторон, настойчивая, зловонная. Я посильней придавил педаль акселератора, с силой пробиваясь сквозь нее.
Когда я подъехал к жилому комплексу, Майло поджидал меня в дверях.
– Она только что опять начала по новой.
Я услышал это еще до того, как вошел в спальню.
Свет был притушен. Мелоди сидела, выпрямившись на кровати, закостенев всем телом, – глаза широко открыты, но ни на чем не сфокусированы. Бонита сидела рядом с ней. Тоул, в спортивном костюме, стоял с другой стороны.
Девочка всхлипывала, как раненое животное. Подвывала, стонала и раскачивалась взад и вперед. Потом вой стал постепенно набирать силу, как сирена, пока не перешел в истошный визг; ее тоненький голосок рвал тишину в клочья.
– Папка! Папка! Папка!
Волосенки прилипли к лицу, липкие от пота. Бонита попробовала ее обнять, но она стала отбиваться и вырвалась. Мать была беспомощна.
Крики продолжались, казалось, целую вечность, а потом прекратились, и Мелоди опять принялась тихонько подвывать.
– Господи, доктор, – взмолилась Бонита, – она сейчас опять начнет! Сделайте что-нибудь!
Тоул заметил меня.
– Может, доктор Делавэр поможет? – с отвращением процедил он.
– Нет, нет, я не хочу, чтобы он даже близко к ней подходил! Это все из-за него!
Тоул не стал с ней спорить. Я мог поклясться, что он чуть ли не открыто торжествовал.
– Миссис Куинн… – начал было я.
– Нет! Не подходите! Убирайтесь!
Ее вопли опять завели Мелоди, и она снова принялась звать отца.
– Прекрати!
Бонита метнулась к ней, зажала рот. Стала трясти.
Мы с Тоулом двинулись одновременно. Оттащили ее. Он отвел мать в сторону, начал говорить что-то, чтобы ее угомонить.
Я же повернулся к Мелоди. Она тяжело дышала. Зрачки расширились. Я прикоснулся к ней. Она вся сжалась.
– Мелоди, – прошептал я. – Это я, Алекс. Все хорошо. Никто тебя не обидит.
Пока я говорил, она немного остыла. Я продолжал ее убалтывать, зная: то, что я скажу, гораздо менее важно, чем то, как я это скажу. Я сохранял негромкий ритмический рисунок речи – спокойный, беззаботный, утешительный. Гипнотический.
Вскоре девочка опустилась на подушки. Я помог ей лечь. Разомкнул руки, которыми она себя обхватывала. Продолжал успокаивающе с ней говорить. Ее мышцы стали расслабляться, а дыхание замедлилось, стало размеренным. Я приказал ей закрыть глаза, и она послушалась. Я поглаживал ее по плечу, продолжая говорить с ней, рассказывать ей, что все хорошо, что она в безопасности.
Мелоди свернулась калачиком, подоткнула под себя одеяло и засунула в рот большой палец.
– Выключите свет, – сказал я.
