Майло отпустил меня только за дверью.
Парковка жилого комплекса была забита «Мерседесами», «Порше», «Альфа-Ромео» и «Датсун Зетами». «Фиат» Майло, припаркованный прямо перед пожарным гидрантом, смотрелся здесь столь же уместно, как калека на легкоатлетических соревнованиях. Мы сели в него, мрачные как тучи.
– Ну и каша заварилась, – произнес детектив.
– Ублюдок!
– Мне на миг показалось, что ты вот-вот ему врежешь. – Он хихикнул.
– Жутко хотелось… Сволочь!
– Все выглядело так, будто он тебя подначивает. Я-то думал, что вы, ребята, поладите…
– На его условиях. Пока мы вели с ним интеллектуальные беседы, так были одного поля ягоды, дружки неразлейвода. А вот когда все стало разваливаться, ему срочно понадобилось найти козла отпущения. Он – эгоманьяк. Доктор всемогущ! Доктор может все исправить! Ты видел, как она поклонялась ему, долбаному Большому Белому Отцу?
[29] Наверняка порезала бы ребенку вены, если б он приказал!
– Ты беспокоишься за ребенка, так ведь?
– Ты чертовски прав, еще как беспокоюсь! Ты ведь и сам прекрасно знаешь, как он собирается поступить, так ведь? Добавить еще наркоты! Через пару дней это будет не ребенок, а пускающий слюни овощ!
Майло пожевал губу. Через несколько минут он сказал:
– Ну, мы с этим все равно ничего не можем поделать. Уже жалею, что изначально во все это тебя втянул.
– Забудь. Ты тут ни при чем.
– Еще как при чем! Разленился, понадеялся, что вот раз – и все чудом разрешится… А надо было по старинке ножками поработать. Опросить помощников Хэндлера, получить из компьютера список известных преступников – особенно любителей побаловаться ножиком, перелопатить его как следует. Просмотреть рабочие материалы Хэндлера. Да все это изначально было вилами на воде писано – все-таки семилетний ребенок!
– Она вполне могла оказаться хорошим свидетелем.
– Разве все бывает так просто, а? – С третьей попытки мотор все-таки завелся. – Извини, что поломал тебе ночь.
– Это не ты. Это он.
– Да забудь ты про него, Алекс! Говнюки – как сорняки, офигеешь от них избавляться, а только избавишься, как на том же месте новые вырастут. Это как раз то, чем я занимаюсь уже восемь лет, – выпалываю убийц, как сорную траву, и смотрю, как они опять вылазят – быстрее, чем я их убираю.
Голос у него звучал устало, и он словно постарел.
Я вылез из машины и опять засунул голову внутрь, облокотившись об опущенное стекло.
– До завтра.
– Что?
– Рабочие материалы. Надо просмотреть рабочие материалы Хэндлера. Я могу быстрее тебя сказать, кто из его пациентов был действительно опасен.
– Шутишь?
– Нисколько. Я весь во власти гражданочки Зейгарник.
– Какой-какой гражданочки?
– Зейгарник
[30]. Это была такая русская женщина-психолог, которая открыла, что у людей развивается непреодолимая тяга к незаконченным делам. Вот в ее честь это явление и назвали. Эффект Зейгарник. Как у большинства трудоголиков, он у меня просто космический.
Майло посмотрел на меня так, будто я сболтнул какую-то чушь.
– Так-так. Хорошо. А этот твой зейгарник достаточно большой, чтобы всколыхнуть твою размякшую зрелую жизнь?
– Какого черта, жизнь начинала уже становиться скучной! – Я хлопнул его по плечу.
– Ну, как знаешь. – Стёрджис пожал плечами. – Привет Робин.
– А ты передавай привет своему доктору.
– Если он еще будет там, когда я вернусь. Все эти полуночные разъезды проверяют наши отношения на прочность. – Он почесал уголок глаза и нахмурился.
– Я уверен, что он с этим смирится, Майло.
– Да ну? С чего бы?
– Если он настолько псих, чтобы вообще с тобой связаться, то у него хватит дури с тобой и остаться.
– Очень утешил, дружище.
Детектив воткнул первую передачу и укатил.
Глава 9
На момент своего убийства Мортон Хэндлер занимался психиатрической практикой уже без малого пятнадцать лет, приняв за все это время для лечения и разовых консультаций более двух тысяч пациентов. Записи об этих людях хранились в желтых канцелярских папках и были уложены в картонные коробки, крепко заклеенные скотчем и опечатанные полицейской печатью – по сто пятьдесят штук в каждой.
Майло привез эти коробки ко мне домой – с помощью худощавого, лысоватого чернокожего детектива по имени Делано Харди. Пыхтя и сопя, они затащили коробки ко мне в столовую. Вскоре все стало выглядеть так, будто я только что въехал или собираюсь переезжать.
– Все не так плохо, как кажется, – заверил меня Майло. – Все до единой тебе смотреть не придется. Правда, Дел?
Харди прикурил сигарету и согласно кивнул.
– Мы уже сделали предварительную сортировку, – сказал он. – Исключили всех, кто уже умер. Решили, что вряд ли они могут быть потенциальными подозреваемыми.
Оба заржали. Черным коповским смехом.
– Вдобавок, – продолжал Харди, – в отчете коронера говорится, что Хэндлера с девушкой зарезал кто-то далеко не хилый. Глотку с первой же попытки раскроили до самого позвоночника.
– Что означает, – перебил я, – мужчину.
– Дамочки тоже встречаются ого-го какие! – рассмеялся Харди. – Но мы ставим все-таки на мужика.
– Тут примерно шестьсот пациентов мужского пола, – добавил Майло. – Вон те четыре коробки.
– А еще, – объявил Харди, – мы привезли вам небольшой подарок.
Он вручил мне небольшую коробочку, завернутую в зелено-красную рождественскую бумагу с узором в виде почтовых рожков и веночков из падуба. Она была перевязана красной ленточкой.
– Другой бумаги не нашли, – объяснил Харди.
– Думаем, тебе понравится, – добавил Майло.
Я начал чувствовать себя зрителем какого-то «черно-белого» комедийного скетча. «Здравствуй, дядя Том! Доброго здоровьичка, маса!» С Майло произошло любопытное превращение. В присутствии другого детектива он дистанцировался от меня и нацепил на себя маску крутого всезнающего копа-ветерана.
Я распаковал коробку и открыл ее. Внутри, на слое ваты, лежало закатанное в пластик удостоверение Лос-анджелесского департамента полиции. Фотография на нем оказалась в точности та же, что и на моих водительских правах, с тем странным замороженным выражением лица, которым, похоже, отличаются все фото на документы. Под фотографией имелась моя подпись – тоже с водительских прав. Еще ниже – имя-фамилия, моя ученая степень и должность «специальный консультант», напечатанные типографским шрифтом. Жизнь имитирует искусство…
