Оливия повернулась и улыбнулась Робин. Я их представил.
– Рада познакомиться. Вам так повезло, он просто замечательный мальчик!
Робин покраснела.
– Заходите!
Дом наполняли сладкие ароматы сдобы. Эл Брикерман, со своими абсолютно белыми волосами и бородой похожий на какого-то библейского пророка, сидел в гостиной, сгорбившись над дорогущей – клен и черное дерево – шахматной доской. Вокруг царил обычный кавардак – книги в шкафах и на полу, старинные безделушки, фотографии детей и внуков, семисвечники, сувениры, всякие мягкие пуфики… Пророк был в старом халате и шлепанцах.
– Эл, пришел Алекс со своей приятельницей.
– Хм, – буркнул он и занес руку над доской, не отводя глаз от фигур.
– Сто лет, сто зим, Эл.
– Хм.
– Он реальный шизоид, – сообщила Оливия, обращаясь к Робин, – но просто динамит в постели!
Она потащила нас в кухню. За сорок лет с момента постройки дома там практически ничего не изменилось: желтая кафельная плитка с красно-коричневыми бордюрчиками, узенькая фаянсовая раковина, подоконники заставлены цветами в горшках… Холодильники и плита были еще более винтажными. Над дверью, выходящей на заднее хозяйственное крыльцо, висела керамическая тарелка с надписью по кругу: «Как ты можешь парить, как орел, когда кругом одни индейки?»
Оливия заметила, что я на нее смотрю.
– Выходной подарок из собеса. От меня – себе любимой.
Она принесла тарелку шоколадных бисквитов, все еще теплых.
– Хватайте, пока я сама все не слопала. Ужас какой – пухну, как на дрожжах! – Похлопала себя по заду.
– Хорошего человека должно быть много, – заметил я, и Оливия ущипнула меня за щеку.
– М-м! Классно! – сказала Робин.
– Сразу видать даму со вкусом… Ну давайте, садитесь же!
Мы выдвинули стулья и расселись вокруг кухонного стола, поставив перед собой тарелки. Оливия проверила духовку и присоединилась к нам.
– Минут через десять и штрудель подоспеет. Яблоки, изюм и инжир. Последнее – импровизация для Альберта. – Она ткнула большим пальцем в сторону гостиной. – Система засоряется время от времени. Итак, ты хочешь узнать про Каса-де-лос-Ниньос. Конечно, не мое собачье дело, но не скажешь ли зачем?
– Это имеет отношение к кое-какой работе, которую я выполняю для департамента полиции.
– Полиции? Ты?!
Я рассказал ей о недавних событиях, опустив кровавые подробности. Они с Майло уже встречались – и на удивление быстро нашли общий язык, но Оливия не знала, до каких пределов простирается наша дружба.
– Он славный мальчик. Ты должен найти ему славную женщину, как нашел себе. – Она улыбнулась Робин и положила ей добавки.
– Не думаю, что это получится, Оливия. Он – гей.
Это ее не остановило – только немного замедлило.
– Ну и что? Найди ему славного молодого человека!
– У него уже есть.
– Ну ладно… Простите меня, Робин, я постоянно чего-нибудь ляпну. Это все из-за этих часов, которые я провожу с клиентами – когда только слушаю, киваю и говорю «угу». А потом прихожу домой, и сами видите, какую глубину диалогового отклика я получаю от принца Альберта. Кстати, Алекс, те вопросы насчет Ла-Каса – это Майло попросил их задать?
– Не совсем. Я следую своим собственным зацепкам.
Оливия посмотрела на Робин.
– Он у нас кто – Филип Марлоу?
[55]
Робин бросила на нее беспомощный взгляд.
– Это опасно, Алекс?
– Нет. Просто хочу кое-что проверить.
– Будь поосторожней, понял? – Оливия стиснула мой бицепс. Хватка у нее была как у вышибалы из разгульного кабака. – Проследите, чтоб он не лез на рожон, милочка.
– Постараюсь. Но я не могу его контролировать.
– Понимаю. Эти психологи, они так привыкли всем командовать, что не слушают ничьих советов. Давайте-ка я вам кое-что расскажу про этого красавца. Впервые я увидела его, когда еще интерном его направили в ОСО – чтоб он прочувствовал, каково приходится людям, у которых нет денег. Сразу было видно – способный малый, но вскоре я поняла, что это действительно нечто. Такого башковитого парня в жизни не встречала! Но главная проблема у него была в том, что он слишком требовательно к себе относился, вконец себя загонял. Взваливал на себя вдвое больше любого другого и все равно считал, что бьет баклуши. Меня не удивило, что потом он взлетел, как ракета, – крутые звания, книжки и все такое. Но я очень беспокоилась, что когда-нибудь он просто выдохнется.
– Тут ты не ошиблась, Оливия, – признал я.
– Я думала, он поедет в Гималаи или куда-нибудь в этом духе, – рассмеялась она, по-прежнему обращаясь к Робин. – Чтобы там как следует промерзнуть и по возвращении возблагодарить Калифорнию. А ну-ка берите еще, оба!
– Я уже объелась. – Робин потрогала свой плоский животик.
– Наверное, вы правы – берегите фигуру, раз уж она есть. Лично я всегда была как бочка, мне-то беречь нечего… Скажите-ка мне, деточка, вы любите его?
Робин покосилась на меня. Обняла рукой за шею.
– Люблю.
– Отлично, объявляю вас мужем и женой. А что он сам по этому поводу думает, никого не колышет… – Она встала и подошла к духовке, заглянула в стеклянное окошко. – Еще всего несколько минуточек. По-моему, с инжиром надо пропечь посильней.
– Оливия, так что там насчет Ла-Каса-де-лос-Ниньос?
Она вздохнула, и ее бюст вздохнул вместе с ней.
– Ладно. Ты явно всерьез вздумал изображать полицейского. – Присела к столу. – После твоего звонка я покопалась в своих старых папках и вытащила все, что смогла найти. Хотите кофейку?
– Мне, – подняла руку Робин.
– Я тоже не откажусь.
Она вернулась с тремя дымящимися кружками, сливками и сахаром на фаянсовом подносе с панорамой Йеллоустонского парка.
– Очень вкусно, Оливия, – сказала Робин, пригубив кофе.
– «Кона». С Гавайев. Это вот платьишко тоже оттуда. Мой младший сын, Гэбриэл, он сейчас там. Экспорт – импорт. Преуспевает.
– Оливия…
– Да-да, сейчас. Ла-Каса-де-лос-Ниньос. Детский дом, основан в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году преподобным Огастесом Маккафри как прибежище для бездомных детей. Это прямо из их презентационного буклета.
– А буклет у тебя при себе?
– Нет, в офисе. Хочешь, отправлю тебе копию?
– Не заморачивайся. Какого рода дети там содержатся?
