По пути до парковки Чарли прочла на ходу имена сотрудников. Учителей-мужчин у Аннабель оказалось трое. Из них двое были предпенсионного возраста, один – за сорок. Взгляд ее скользнул ниже по списку прочих сотрудников.
– Может быть, подождешь, пока мы сядем в машину? – сказал Андерс, когда она споткнулась.
Когда они уселись на сиденья, Чарли достала из сумочки ручку и пометила всех тех, с кем они должны переговорить в первую очередь.
– Учитель родного языка Калле представляет для нас наибольший интерес, – сказала она. – Он самый молодой из учителей-мужчин и преподает предмет, которым она очень интересуется.
Достав телефон, она позвонила Аднану и попросила его связаться с Калле, чтобы уточнить, что тот делал в ночь исчезновения Аннабель.
– А что ты думаешь по поводу библиотекаря? – спросил Андерс, выезжая на шоссе.
– Я знаю его жену, – сказала Чарли. – Это моя подруга детства.
– Понятно. А что ты думаешь о нем самом?
– Ничего я о нем не думаю, – ответила Чарли. – Просто подчеркиваю его имя.
На третьем допросе Ребекки сведения Юнаса подтвердились. Микке и Аднану девушка рассказала, что Аннабель с кем-то встречалась. Она молчала об этом, потому что пообещала Аннабель хранить тайну, и к тому же не хотела доводить до безумия Нору. Поначалу она думала, что Аннабель скоро вернется, потом испугалась, что ей не поверят, если она расскажет об этом задним числом. Имени того мужчины она тоже не знала. К тому же они уже расстались. В тот вечер Аннабель обещала рассказать ей, кто этот мужчина, но вышло по-другому. Единственное, что она знала о нем, – что он намного старше. Не могла она вспомнить и то ласковое прозвище, которым Аннабель его однажды назвала. Помнила только, что оно начиналось на «Р» и звучало очень по-английски. Аднан успел переговорить с Калле, учителем родного языка. У того было безупречное алиби, поскольку ту ночь он провел в больнице со своей мамой, у которой случился инсульт.
– А стихотворение? – спросила Чарли.
– Она не знает, кто написал его на стене, – ответил Микке. – Почерк ей не знаком, но он точно не принадлежит Аннабель. Почему ты так зацепилась за это стихотворение?
– Я не зацепилась, – ответила Чарли. – Но тот, кто мог такое написать… мне кажется, этот человек испытывает к Аннабель глубокие чувства.
– Почему? – спросил Аднан.
– Вы что, не прочли его? – спросила Чарли.
– Прочли.
Вздохнув, Чарли процитировала вторую строфу:
И, любовью дыша, были оба детьми
В королевстве приморской земли.
Но любили мы больше, чем любят в любви, —
Я и нежная Аннабель-Ли,
И, взирая на нас, серафимы небес
Той любви нам простить не могли.
[11] Улоф, Микке и Аднан молча уставились на нее, не проронив ни слова.
– Зачем ты выучила его наизусть? – спросил Аднан после паузы.
– Я просто легко запоминаю тексты. Во всяком случае, мне представляется важным выяснить, кто написал это стихотворение на стене.
– Мне казалось, мы в настоящий момент ищем зрелого любовника, – проговорил Микке. – И тогда мы вряд ли станем искать его среди той публики, которая тусуется в магазе?
– Это не обязательно кто-нибудь из парней, – возразила Чарли. – Может быть, это человек, с которым она встречалась там тайно.
– Мне что-то трудно успевать за ходом твоей мысли, – сказал Микке.
– В чем проблема? – спросила Чарли. – В чем, собственно, твоя проблема?
– А что? – притворно удивился Микке. – Я просто сказал, что мне трудно успевать.
«Не мои проблемы», – подумала Чарли.
– Как прошел разговор в школе? – спросил Улоф. – Удалось выяснить что-нибудь еще?
– В последнее время Аннабель много прогуливала, к тому же мы получили список всех учителей и других сотрудников школы, – Чарли выложила на стол список. – Я подчеркнула всех, с кем мы должны переговорить и у кого проверить алиби. Кстати, ты нашел кого-нибудь, кто способен позаботиться о черепахе? – повернулась она к Аднану.
Да, это сделано, скоро она попадет в надежные руки.
В другое время в другом месте
– Однажды, – говорит Роза, указывая на дом на холме, – я подожгу этот чертов сарай.
Почему?
– Потому что он портит вид на озеро. Портит вид на озеро, и вообще, мне надоело видеть эту дурацкую ухмылку каждый раз, когда я иду купаться.
А Беньямин – что он ей, собственно говоря, сделал?
Он слабак и зубрилка. Роза хотела бы, чтобы он умер. И еще этот капризный малый… Йон-Йон – разве не идиотское имя? Разве не достаточно один раз сказать Йон?
30
Машину они решили оставить возле участка и пройти небольшой путь до мотеля пешком. Теперь им предстоял поздний ужин, а потом несколько часов сна.
– Что ты делаешь? – спросил Андерс, когда Чарли остановилась и сняла туфли.
– Я хочу пройтись босиком, – ответила она. – В детстве я всегда ходила босиком, даже в школе. Можно сказать, что у меня было босоногое детство…
– Кажется, я начинаю тебя понимать, – сказал Андерс. – Любительница собак, босоногое дитя…
– …забывшее, зачем ее послали, – Чарли процитировала Нильса Ферлина.
Когда они вошли в бар при мотеле, навстречу им вышел Эрик. Он размахивал ключом, который вручил Чарли.
– Хорошие новости, – сказал он. – У нас освободился один номер, так что вам не придется тесниться.
Чарли отметила выражение облегчения на лице Андерса.
Они решили подняться наверх, разобраться с номерами, а потом встретиться в ресторане.
– Слава богу, все разрешилось, и мне удастся избежать развода, – проговорил Андерс, когда они поднимались по лестнице. – Мне кажется, Мария что-то заподозрила.
– Ревнивые люди всегда что-то подозревают.
– Она не ревнивая, она просто немного… тревожная.
Чарли рассмеялась и ответила, что это прекрасно сказано.
Войдя в новый номер, она швырнула сумку на кровать. Номер был расположен над свадебным люксом, и здесь на стенах не было библейских цитат о силе любви. Чарли стала у окна и оглядела поля, леса, водную гладь и церковь вдалеке.
«Где же ты, – подумала она. – Куда ты делась, Аннабель?»
Есть ли кто-то, кто знает ответ на этот вопрос?
Зазвонил телефон, прервав ее мысли.
– Полиция?
По голосу было слышно, что девушка плакала.
