– Знаете, что я сейчас подумала… – задумчиво проговорила Ольга Петровна. – Столько лет у вас шью и не перестаю удивляться. В профессии закройщика так много тонкостей.
– Как и в любой другой.
– Нет, не скажите. По-вашему получается, что два платья из разных тканей, но по одной выкройке будут отличаться?
– В плане прилегания и посадки на фигуру, конечно, – сказала Надежда и удивленно спросила: – Вас это интересует? Как странно.
– А я любопытный человек. Люблю узнавать новое.
– Редкое качество по теперешним временам.
– Вопрос интереса к жизни, – заметила Калмыкова. – Хороша она или плоха, зависит от нас. Что, по-вашему, главное в жизни? В чем ее суть?
– Любовь… – непроизвольно обронив это слово, Надежда вдруг замолчала и потом уточнила: – Главное, чтобы тебя любили.
– Да-да… Понимаю, – улыбнулась Ольга Петровна. – Вы еще молоды.
– Любовь – это вечная категория.
– Жизнь быстротечна. С определенного момента она лишает тебя иллюзий.
– Но разве это не счастье – любить и быть любимым? – поинтересовалась Надежда.
– Только и всего? – улыбнулась Калмыкова. – Мне вспомнилась одна хорошая фраза: в этом мире можно искать все, кроме любви и смерти. Они сами тебя найдут, когда придет время.
Накалывая на булавки рукав, Надежда поежилась:
– Звучит очень мрачно.
– Так и живем. Строим какие-то планы, хотим заглянуть в будущее… А на деле не знаем, доживем ли до вечера.
– Вы это к чему?
– Разве не ясно? Да вы только посмотрите, что творится вокруг. Люди – хуже зверей.
– Вы про убийства? – Надежда чуть отступила, чтобы рассмотреть, как сел рукав. – Пожалуй, в чем-то вы правы.
– По улицам страшно ходить.
– Мне кажется, вы сгущаете краски.
– Не знаете, как идет следствие? Убийцу еще не нашли?
– По-моему, нет.
– И не найдут, – заметила Калмыкова. – Такая у нас полиция. Взятки брать умеют, а работать – нет.
– Ну, вот, – улыбнулась Надежда. – Начали за здравие, кончили за упокой. Не все полицейские взяточники. Среди них много порядочных, трудолюбивых людей.
– Вам виднее. У вас ведь, кажется, муж полицейский?
– Ну вот! Готово! – Надежда сделала все, чтобы уйти от этого разговора. – Примерка закончена. Следующую примерку назначит Виктория. Переодевайтесь, а я с вами прощаюсь.
Глава 24
По ложному следу
Полная решимости, Надежда отправилась из примерочной прямиком в мужскую гостиную, где в ожидании примерки уже сидел Шелегеда.
Увидев ее, он быстро отвернулся. Потом, словно презирая себя за малодушие, продемонстрировал избитое, в синяках, лицо:
– Пришли полюбоваться?
– Пришла поговорить. – Надежда уселась рядом. – Вы знаете, что Астраханский сидит в следственном изоляторе?
– Конечно, знаю. Я сам его туда посадил. Собственноручно написал заявление. Остальное сделали мои адвокаты. – Он криво ухмыльнулся: – В том числе Фридманович.
– Прошу вас… – проговорила Надежда, – заберите свое заявление.
– Ничего себе! Да будет вам известно, ваш зверюга избил меня в моем же кабинете. Пока бежали охранники, он многое успел сделать. – Шелегеда снова продемонстрировал свои синяки. – Я-то думал, что он, как цивилизованный человек, пришел поговорить, уделил ему время… А он с порога бросился на меня с кулаками.
– Вы знаете, за что Лев вас избил…
– За розыгрыш с дэпээсниками? На это мог обидеться только дебил.
– Лев заступился за меня. Согласитесь, невесело встретить вас ночью в собственном кабинете или найти в багажнике машины сумку с кокаином.
– Я же сказал, в сумке была сахарная пудра! Але! Донт андестенд?
– Это был жестокий розыгрыш, да еще в мой день рождения. В последнее время ваши действия по отношению ко мне приняли агрессивный характер. Не находите?
– Агрессия? Это не про меня! Креатив, изобретательность, фарс. Выбирайте определение. Меня устроит любое из трех.
– Но мне было страшно, – сказала Надежда.
– Вот только не считайте меня терпилой, а вашего зверюгу – героем. Как известно, те, кого бьют, считают побои бессмысленным варварством. Тот же, кто бьет, – справедливыми и наполненными глубочайшим смыслом действиями. Чем бы ни руководствовался ваш Астраханский Лев, я не разделяю его позиции и не отзову заявление.
– Он очень мне дорог, поймите! И если его посадят в тюрьму…
– А его обязательно посадят, как же иначе, – пообещал Шелегеда.
– Вы играете людьми как игрушками. Это бесчестно.
– Не вам учить меня жизни. Сначала разберитесь в своей. Вы – женщина за тридцать, а у вас до сих пор нет семьи. Вот где проблема.
– Отеческие нравоучения идут вразрез с вашим образом жизни, – зло проговорила Надежда. – Вы – злой, жестокий, эгоистичный человек.
Шелегеда с улыбкой отстранился и оглядел ее с ног до головы:
– Такой вы мне нравитесь больше: злой и дерзкой, а не ревой-коровой. Мы с вами были бы классной парой.
– Если бы вы не были нашим клиентом… – Не договорив, Надежда встала и направилась к двери.
– То что?! – крикнул ей в спину Шелегеда.
Надежда на ходу показала ему средний палец, и он разразился гомерическим хохотом.
– Как ты мог! – крикнула Надежда, когда Фридманович ответил ей по телефону.
– О чем ты, Наденька? – как ни в чем не бывало спросил он.
– Ты знал, что Лев арестован! Знал и молчал! Участвовал в этом деле и не позвонил мне!
– Ты взрослая женщина, и тебе известно слово «конфиденциальность». Не так ли?
– К черту конфиденциальность! К черту тебя с твоими адвокатскими принципами! В конце концов, я для тебя не чужой человек.
– Вот как запела… – обидчиво проронил Марк. – А когда я стучался к тебе ночью, я был чужим?
– Давай не будем препираться. Скажи, что можно сделать для Льва? Как вытащить его на свободу? Может, заплатить за него залог?
– Пойми, Наденька, человек, на которого я работаю и который платит мне деньги, хочет, чтобы Лев остался в тюрьме. В любом случае Шелегеда заплатит больше, чем ты.
– Что же делать? Ты мой юрист. Помоги.
– На это я не подписывался. Я выполнил твою просьбу, решил вопрос с договором. А вот ты мою просьбу не выполнила. Мяч находится на твоей стороне.
– Любовь не покупают за услуги. Ты это знаешь.
– А я готов заплатить.
