— Командир… — Сзади подходит Сыч. — Там Лёшку нашли… И проводника… Тебе лучше самому глянуть…
Тела уже подтащили поближе к костру. Опознать можно только по обрывкам формы. При скудном отсвете пламени невозможно даже понять, где осколочные, где следы камней, а где отметины от калёного железа… Значит, они были живы, когда их притащили сюда… Суки, б…!
— Вачэ!.. Вачэ!.. — сдавленно хрипит Гурген, опускаясь на колени перед проводником. — Хужанэ… Стаакэ!
[16]
Я не могу даже закрыть Лёхе глаза, провожая в последний путь. Вместо них две дыры в подгоревших сгустках крови… Тошнотворно воняет палёным мясом… В голове какая-то звенящая пустота… Сзади шёпотом матерится кто-то из диверсов…
— Живых взяли? — сам не узнаю своего голоса.
— Троих взяли. Вон сидят, суки. — Сыч показывает на двоих связанных курдов. Третий лежит рядом, ему верёвки не нужны, клинок распорол брюхо так, что половина содержимого вывалилась наружу… Ну что, клин клином вышибают?
— Всем бошки с плеч!
Гурген одним прыжком подлетает к ближайшему курду.
— Ар-р-р!..
Кинжал рассекает горло от уха до уха, басмач хрипит и булькает, судорожно пытаясь вздохнуть, кровь в пламени костра кажется совсем чёрной. Второй помимо воли пытается отодвинуться, но один из бойцов хватает его за волосы, вздёргивая голову вверх, нож, блеснув алым отблеском, чиркает по горлу. «Оборотень» справляется не хуже кавказского клинка.
Пришедший в себя Бахчо мычит сквозь кляп, один из армян по моему кивку вытаскивает тряпку. Главный моджахед что-то бубнит по-своему. Стоящий рядом доброволец переводит:
— Гаварыт, что он и его шеккалы всо равно попадут в джаннат ан-на́им… в райский сад с прэкрасный гурия, а ванучий гяур будут гарэт в Джаханнам… в аду.
— Райский сад, говоришь? Переведи ему, что он-то уж точно туда не попадёт.
Не знаю, насколько правы те, кто убеждён, что мимо рая пролетит укушенный собакой, повешенный, и кто-то там ещё, но честная смерть от пули не для этой сволочи. Пёсиков поблизости нет, а вот верёвку найдём обязательно! Только вот и подходящих деревьев рядом тоже нет… Ну, это дело поправимое…
— Сыч, столбы от палатки и копья сюда…
Пики у этих уродов чуть выше человеческих роста. Толщиной, правда, в большой палец, но если связать несколько вместе…
Объясняю своим, что и как нужно сделать, и через минуту импровизированная геометрическая фигура «пирамида» готова, высоты в ней, к сожалению, под метр восемьдесят. Ничего, наконечники плотно вошли в каменистую землю, не выскочат.
Моджахеду снова затыкают рот, поднимают с земли и накидывают петлю на шею. Потом подтягивают к вершине «виселицы» так, чтобы он мог удержаться только на носках. Бахчо пытается что-то мычать, но боец, закреплявший верёвку, подтягивает её ещё сильнее, и курд теперь может только хрипеть, проталкивая в лёгкие очередной глоток воздуха.
— Будьте прокляты ты и твои ублюдки! Сдохни, тварь!..
«Бета» толкает руки отдачей, глушитель гасит звук, перебитые пулями колени подламываются, тело дёргается в конвульсиях, потом затихает.
Прошу у Сыча полевой блокнот с карандашом, черкаю на чистом листке несколько слов, затем вырываю его, сворачиваю трубочкой и запихиваю под завязки штанов, уже успевших промокнуть вонючим. Вот и эпитафия готова. «Собаке — собачья смерть». Тебе, сволочь, в самый раз будет! Думаю, найдутся люди, способные перевести это на турецкий…
Тела Лёхи и Вачэ мы забираем с собой и успеваем пройти всего полсотни метров, как со стороны турецких окопов доносятся взрывы гранат. Пошла веселуха! Недолгая тишина после этого сменяется тарахтением пулемёта. По звуку вроде как наш «льюис» работает. А теперь и МГ-шник вписался басовитым речитативом. На подступах к окопам нас окликают свистом, бегущий впереди Щур отвечает: «Свои». Останавливаемся возле каменного «порога», мимо нас проскальзывает вереница пластунов, навьюченных трофейными винтовками. Четверо аж пулемёт тащат, Георгиевские кресты себе зарабатывают. Предрассветные сумерки ещё скрывают лица, Остапца узнаю по силуэту.
— Турок какой-то до ветру собрался, вот и пошла заваруха. Всё как говорили, в каждый блиндаж по «зорьке» и пару лимонок, потом пластуны добивать кинулись, всех в ножи взяли…
Рядом с нами двое диверсов тянут, как бычка на верёвочке, полураздетого Халиль-бея, на шее которого болтается разбухшая от бумаг планшетка, ещё двое сзади на случай пары поджопников, чтобы не притормаживал…
— …Только офицерику ихнему повезло, с нами идёт, бумаги свои тащит. Германцев сразу отпустили, у них там где-то авто было заныкано. Соседи тож всполошились да на растяжки и пулемёты нарвались. Отход наши прикрывают, сейчас подойдут. У вас как?
— Нормально. Нашли проводника и Лёху. Мёртвыми. Принесли с собой, перейми тела. Дождись всех своих, забирай армян и отходи по тропе. Мы вас прикроем. Ждите у скал…
Мимо проносятся замыкающие, Щур и Сыч уже расставили своих бойцов веером, где бы турки ни пошли, хоть по траншее, хоть сверху, встретим…
О, а вот и они. Топочут, галдят своё «а-ла-ла». Когда до передних остаётся метров десять, даю очередь, первый бегун летит на землю. «Призраки» подхватывают эстафету, «беты» хлопают негромко и со стороны совсем не страшно, но десяток пистолетов-пулемётов на такой дистанции!.. Прошлись, как косой смерти.
Турки даже и не поняли, что происходит и откуда ведётся огонь. Запоздало и вразнобой бабахает несколько винтовочных выстрелов, все — в белый свет как в копеечку. Туда, где сверкали вспышки, улетает несколько очередей.
— Отходим! — командую своим, и мы уносимся к расщелине. На подходе опять опознаёмся свистом. Сзади бахает гранатный взрыв.
— То они пулемёт тронули, — объясняет один из дожидавшихся нас диверсов. — А лимонку под ним не унюхали. И здеся щас поставим сюрпризик…
— Всё?.. Тогда — вперёд!..
Уходим по тропе, по очереди прикрывая друг друга. Успеваем догнать Остапца с основной группой, и снова сзади взрыв. Значит, погоня продолжается.
— Иваныч, недалеко отсюда ущелье расходится, как бутылочное горло, затем снова в расщелину сужается. Вот там надо «льюис» поставить, а то, чего доброго, гостей к себе в окопы приведём. И несколько человек наверх с гранатами. Залезть смогут?
— Маи смогут! — встревает подбежавший Гурген. — Эта наши горы, ми сможэм!
— Добро, только моих пару-тройку тоже возьмёшь. Им с лимонками попривычней, чем вам. Остальные пусть уходят, мы догоним…
— Командир!..
— Не спорь! Лёшка меня собой закрыл! Так что это теперь — личное!..
Остапец бросает взгляд на Сыча, стоящего рядом. Краем глаза замечаю, что он кивает в ответ. Няньки, блин! Эскорт и сопровождение!..
