— Да, мне об этом командующий фронтом докладывал.
— …Был командирован со взводом солдат батальона для прекращения подобных бесчинств и показательного наказания виновных.
— Это исполнено?
— Так точно, ваше императорское высочество!
— Как? Доложите подробней.
— Пробрались в тыл к туркам, нашли тех, кто учинил эти зверства, казнили их и вернулись обратно. При отходе совместно с отрядом пластунов было уничтожено до полуроты неприятеля.
— Казнили?! Каким образом?
— Семерым отрубили головы, восьмого, главаря, повесили.
— А известно ли вам, подполковник, что и поныне действует высочайше утверждённый в 1904 году «Наказ русской армии о законах и обычаях сухопутной войны»? — Ник Ник уже не скрывает злорадного торжества в голосе.
— Прошу извинить, ваше императорское высочество, в четырнадцатом году вы приказали отобрать у всех австрийских пленных офицеров холодное оружие, смертельно их этим оскорбив, что также является нарушением «Наказа…». Это случилось после ставших известными фактов издевательств над пленным унтер-офицером Макухой… На казнённых не было погон и других знаков различия турецкой армии. И на мирных обывателей они не походили. Поэтому посчитал их бандитами, мародёрами и убийцами. Соответственно, поступил, как счёл нужным…
— В ходе этой вылазки вы, кажется, были ранены? — великий князь проявляет подозрительную осведомлённость.
— При взрыве гранаты отлетевший камень угодил в голову, ничего опасного.
Ник Ник начинает задумчиво прохаживаться взад-вперёд по кабинету. Кручусь, как стрелка компаса, в такт его перемещениям.
— …Насколько я знаю, вы отбили у германцев захваченную ими великую княжну Ольгу два года назад, а в феврале этого года отличились в подавлении петроградского бунта и сумели вывезти всю семью государя императора в безопасное место… — великий князь очень обтекаемо характеризует недавние события, после чего задаёт прямой вопрос в лоб: — Что вам известно о судьбе великого князя Кирилла Владимировича?
— То же, что и другим, ваше императорское высочество. — Делаю самую честную мордочку, на которую способен. — Великий князь Кирилл Владимирович был лишён великокняжеского звания, осуждён за покушение на жизнь государя императора и казнён.
— Знаете кем, где и как?
— Никак нет, ваше императорское высочество. — Ага, щаз-з, буду я перед тобой исповедываться.
Ник Ник снова долго пытается просверлить меня насквозь пристальным взглядом, и только сейчас до меня доходит.
Мы же уже давно считаемся опричниками Михаила! И по логике вещей должны выполнять всю грязную работу. Что, впрочем, очень недалеко от истины. А учитывая мышиную возню всего остального Семейства, видящего великого князя Николая Николаевича альтернативой регенту, который слишком круто взялся за дело… И теперь он случайно узнаёт, что кровавый палач, маньяк и душегуб Гуров со своими ухорезами появляется в непосредственной близости от его персоны… Интересно, подштанники он уже успел поменять? И заряженный револьвер положить в ящик стола или под бумаги?.. Если бы вы, царский дяденька, были бы нашей целью, то узнали бы об этом в самый последний момент. Перед смертью…
Следующий вопрос великого князя подтверждает мою догадку:
— Скажите, вам не знаком полковник Шубин?
— Никак нет, ваше императорское высочество. — Делаю секундную паузу, типа вспоминаю.
— И вы никогда не слышали эту фамилию?
— Никак нет.
Помню я, помню. И полковника из Ставки, и фокус с деревянной гранатой на вешалке, и письмо с предупреждением, что лишние телодвижения могут быть опасны для здоровья. И собственного, и того, кто за ним стоит…
Ник Ник опять затевает долгую игру в гляделки, затем, судя по всему, принимает какое-то решение:
— Господин полковник, вы известны в свете, как человек, фанатично преданный царской семье… Вы исполняете приказы только великого князя Михаила Александровича?.. Если я поручу вам некое дело… Очень важное… Могу ли я быть уверен, что вы его выполните?
— Ваше императорское высочество, я готов выполнить любое ваше поручение, если оно не идёт вразрез с данной мной присягой и не нанесёт вреда тем, кому я служу.
— Сам факт того, что я что-то вам поручил, не подлежит огласке, — великий князь произносит это уже гораздо тише. — А касается оно в первую очередь безопасности того, кому вы так преданы — великого князя Михаила Александровича.
— Что я должен сделать?
— Когда вы собираетесь обратно?
— Сегодня. Все мои люди находятся на вокзале в готовности к отправке.
— Я распоряжусь, чтобы у вас не было непредвиденных задержек…
Угу, а заодно проконтролируешь, что мы действительно убрались восвояси.
— По прибытии в Москву вы должны будете доложить великому князю Михаилу Александровичу о выполнении поручения, а заодно передать ему, что я должен как можно быстрее увидеться с ним для конфиденциального разговора, касающегося безопасности как его лично, так и судьбы империи в целом. Встречу лучше всего провести в Ставке, где меньше лишних глаз и ушей. Великий князь Михаил должен найти какой-нибудь предлог, чтобы вызвать меня туда. Ну, например, для доклада о положении дел на Кавказском фронте.
— Слушаюсь, ваше императорское высочество. Сразу по приезде всё будет выполнено в точности.
— Повторяю — никто, слышите, никто не должен знать, что я вам поручил!
— Об этом будет известно лишь вашему императорскому высочеству, великому князю Михаилу Александровичу и мне.
— Хорошо… — Ник Ник замолкает, размышляя, наверное, насколько моему слову можно верить. Затем, подойдя к висящему на стене ковру с коллекцией холодняка, снимает одну из шашек. Рукоять и ножны — чернёное серебро с насечкой, щедро осыпанные бирюзой…
— Примите этот клинок в знак моей личной благодарности за верность присяге и спасение моих близких во время февральского бунта.
— Покорнейше благодарю, ваше императорское высочество…
Глава 25
Между тем примерно в это же время почти за две тысячи километров происходили события, определённым образом связанные с кавказскими…
Вечер, наконец-то сменивший не по-весеннему жаркий день, был наполнен ароматами душистых трав и цветов, снимающих усталость, наполняющих тело бодростью и пробуждающих жажду любви и сокровенные желания. Генерал-адъютант и генерал от кавалерии Российской империи, его высочество Сеид-Алим-хан эмир Бухарский сидел в небольшой башенке возле стола, украшенного блюдом, на котором лежало несколько яблок. Хотя в отличие от плода, подброшенного коварной Эридой, они не были золотыми, но тоже должны были попасть в руки если и не прекраснейшей, то самой проворной гурии из гарема. По старому обычаю, не желая разворошить клубок сколопендр, в которых практически мгновенно могут превратиться внешне покорные жены и наложницы, повелитель Бухары бросал одно из яблок в бассейн, где плескались юные и не очень красавицы. Та девушка, которая приносила сей фрукт женского раздора своему повелителю, и получала право провести с ним ночь.
