— Петр Александрович, а вам не кажется, что вот-вот что-то должно случиться? Подобные ощущения не раз появлялись у меня на передовой перед германским артобстрелом или визитом их аэропланов с бомбами.
— И вы заметили, Иван Георгиевич? Похоже, в Туркестане могут произойти события, подобные февральским, только помноженные на местную специфику. Лично я начинаю ощущать себя подобно укротителю из цирка — ожидаешь атаки хищников со всех сторон одновременно. На всякий случай, отдайте команду своим людям, чтобы передвигались при остановках только вдвоём или втроём, даже посещая ретирадник… И оружие держали наготове.
— Уже распорядился, ваше превосходительство, — официальным тоном ответил капитан. — Тем более что моим орлам частенько приходилось брать языков из числа германских офицеров именно там. Более того, по некоторым слухам, с которыми делились на допросе пленные, посещение отхожих мест в зоне действия наших групп отдельными чинами превращалось в небольшую войсковую операцию с выставлением вооружённых часовых по всему периметру.
— Великолепно, Иван Георгиевич. Но есть ещё одно обстоятельство. Помните наш разговор и сравнение обстановки в Бухаре с паровозным котлом, готовым взорваться? Я тут давеча вспоминал некоторые малоизвестные эпизоды гражданской войны в САСШ, с которыми нас ознакомили в Академии. Речь идет о минах, замаскированных под кусок угля. Если мне не изменяет память, то южане потопили несколько пароходов янки, включая штабное судно генерала Батлера. А если припомнить строчку ныне уже покойного поэта Константина Фофанова: «Ах, экономна мудрость бытия: Всё новое в ней шьётся из старья!», то нельзя исключать, что это в прямом смысле адское изобретение может проявиться или уже проявилось на просторах империи, а посему считаю необходимым контролировать погрузку угля в тендер паровоза свободной обслугой, подкреплённой на всякий случай парочкой ваших орлов.
Как выяснилось по прибытии спецпоезда в Ташкент, слова Половцева оказались вещими. Оставив за себя Волгина, генерал с упоминавшимися выше прапорщиками, ставшими его неофициальными телохранителями, уже собирался убыть для представления генерал-губернатору, но для приведения прически и усов в безукоризненное состояние посетил парикмахера, принимавшего клиентов в небольшом заведении прямо на станции. Петр Александрович за последние годы привык доверять своей интуиции, которая не раз выручала его во время нелёгкой службы генштабиста-разведчика, а позже оберегала на передовой. А поскольку чувство тревоги и ожидания неприятных сюрпризов вот уже на протяжении последних суток не покидали его голову, то во время визита салона с ним были оба сопровождающих, которых звали прямо-таки по-апостольски — Пётр и Павел.
А далее произошло то, что великолепно обыграл Ференц Легар в своей оперетте «Веселая вдова». Мастер, польщённый обслуживанием столь высокопоставленного клиента, счел необходимым в процессе священнодействия над усами генерала, ознакомить их владельца со всеми последними новостями и слухами, сделав это в темпе, которому мог бы позавидовать любой пулемет. Пётр Александрович, чуть прикрыв глаза, мысленно планировал сценарий встречи с Куропаткиным, как вдруг его слух выловил в скороговорке работника ножниц и бритвы фразу:
— А его высокопревосходительство генерал-губернатор изволили убыть со своими офицерами и конвоем часов шесть тому назад…
Эти слова мгновенно вывели опытного генштабиста из полудрёмы, и, ничем не выдавая своей заинтересованности, он задал вопрос:
— А не знаете ли, милейший, куда это направился Алексей Николаевич? Хотя навряд ли это вам известно — военная тайна!
— Ну что вы, ваше превосходительство! — с толикой обиды на чистейшем русском языке с московским говорком, ответствовал месье Жан, ибо именно так именовалось имя владельца сего заведения, указанное на вывеске. — Судя по разговорам нескольких офицеров, посетивших мой салон перед отбытием поезда генерал-губернатора, его высокопревосходительство отбыли в Бухару по приглашению эмира. И как говорят, эмир собирается на этом празднике объявить священную войну тевтонам и австрийцам и направить свою гвардию на фронт…
Теперь информация сложилась в голове генерала в чёткую картину. Похоже, какие-то силы нашли возможность выманить генерал-губернатора из резиденции, и, скорее всего, назад он не должен вернуться живым. Нужно мчаться вдогонку, он инстинктивно заёрзал в кресле, и месье Жан мгновенно прореагировал и торжественно провозгласил:
— Готово, ваше превосходительство!
Генерал, бросив взгляд в зеркало, остался вполне довольным увиденным и протянул ассигнацию искусному мастеру, которую тот принял, не скрывая удовлетворения и сопровождая словами:
— Премного благодарен…
Но именно на этом слове за открытым окном раздались какие-то крики, а потом прозвучали два выстрела. Генерал, вытягивая из кобуры пистолет, бросился к двери, но вопреки всем нормам субординации, прапорщик Павел пресёк боевой порыв высокого начальства и, прикрывая собой, оттеснил в сторону от двери и открытого окна, а его напарник с готовым к стрельбе люгером каким-то кошачьим движением выскользнул наружу. Через минуту раздался пересвист, после чего Павел, не спеша спрятать оружие, произнес:
— Можно выходить, ваше превосходительство, безопасно.
Выйдя на платформу, они увидели весьма занятную картину. Возле паровоза, в тендер которого уже почти успели загрузить уголь, на земле корчился, изрыгая проклятия, состоящие из смеси русских и турецких слов, связанный по рукам и ногам мужчина в форме обходчика вагонов. Причина столь экспансивного поведения была весьма уважительна — на предплечье правой руки и голени левой ноги расплывались кровавые пятна, рядом на земле валялся молоток на длинной ручке и кинжал. Непосредственно возле него стояло двое бойцов из взвода сопровождения с готовым к бою оружием. Попытка станционных зевак собраться в некое подобие толпы была решительно пресечена промчавшимся от вагона десятком солдат, которые мгновенно оцепили паровоз.
— Что здесь происходит? — задал вполне законный вопрос генерал, причем закалённые нервы генштабиста и фронтовика позволили сделать это спокойным и хорошо поставленным командирским голосом.
— Так что, ваше превосходительство, бомбу нам хотел подкинуть, турок проклятый, — отрапортовал машинист паровоза. — Вон туда, мы её от греха подальше сбросили.
С этими словами он показал рукой на яму возле угольной кучи.
Половцев подошёл поближе и заглянул вниз. Там на дне валялся на первый взгляд кусок угля, но подозрительно правильной формы, близкой к цилиндрической. А если присмотреться внимательнее, то можно было заметить кончик детонирующего шнура, который стал заметным после того, как угольная пыль, которой была намазана динамитная шашка, немного отлетела.
— Этот аспид как бы колеса простукивал, а как до паровоза дошёл, из сумки кусок угля вытянул и в тендер подкинуть навострился. А их благородие капитан Волгин нас предупредил, чтоб мы в оба глядели. Вот я и шумнул. А ну, говорю, покажь, что из сумки достал. Он-то кусок на землю уронил да и молотком в меня запустил — чудом уклонился. А потом за кинжал схватился. Слава тебе, Господи, — машинист перекрестился, — унтера ваши не оплошали, вмиг из револьверов душегуба этого успокоили.
